Желтый саквояж
Шрифт:
– Так, пан поручник.
Вепш крепко пожал руку Зенека и резко отступил в сторону. Мотор «эрвудзяка» зарычал, самолёт медленно сдвинулся с места и покатился по тёмному полю, всё увеличивая скорость. Ещё через минуту, после того как исчезли багровые всплески из выхлопных труб, тень взлетающей машины, прорисовавшись на светлеющем горизонте, словно растворилась в ночном мраке, оставив после себя лишь всё слабеющий гул…
В ту же ночь пробраться на Черчице Остап не сумел. Помешали забитая войсками магистраль, патрули чуть ли не на каждом перекрёстке, разрушенные жестокой дневной бомбёжкой здания и ещё продолжавшиеся
Зато за все свои мыканья Остап был вознаграждён сполна. Оказалось, что на явке в Черчице к моменту его появления находился не только последнее время пребывавший тут постоянно Змий, но и заявившийся прямо из леса, на какой-то час раньше Остапа, вместе со всей своёй боёвкой, Смерека.
Увидев входящего в комнату нивесть откуда взявшегося Остапа, сидевшие за столом Змий и Смерека сначала удивились, потом обрадовались, но вместо расспросов немедленно усадили парня рядом с собой и первым делом налили ему полстакана первака.
По тому, как его приняли, Остап сообразил, что теперь, после Львова, он на особом счету и, хлопнув предложенную выпивку, не чинясь принялся с аппетитом закусывать. Особых разносолов на столе не было, из чего Остап заключил, что, несмотря на наличие самогона, здесь не пьянка, а деловой разговор.
Видимо, так и было на самом деле, потому что едва Остап прожевал кусок домашней колбасы, Змий, не спускавший с парня глаз, с улыбкой приказал:
– Ну, рассказывай, как там, во Львове?
– А что во Львове? – Остап не удержался и подцепил вилкой пару колечек лука, лежавших в салятерке [164] с селёдкой. – Мы блокировали основную магистраль и почти на сутки задержали в городе целый танковый корпус.
164
Салатница.
– Ого!.. – Смерека одобрительно покачал головой и уважительно посмотрел на Остапа. – А дальше как?
– Дальше?.. – Остап положил вилку. – Дальше Советы поставили танк на перекрёстке и начали чердаки прочёсывать.
– А ты сам-то как ушёл? – поинтересовался Змий.
– Пришлось с крыши на крышу сигать, – Остап вздохнул. – Вот только побился сильно, идти совсем не мог.
– А дальше что было? – теперь Змий уже без улыбки смотрел на Остапа.
– Дальше вынесли меня на хутор и по цепочке сюда.
– Сюда?.. А почему ты один? Где связник? – насторожился Змий.
– Мы сначала на русские танки нарвались, а потом под бомбёжку попали, я под кустом до тямы [165] пришёл…
– И что, пешедралом сюда? – удивился Смерека.
– Нет, дальше меня пан майор подобрал… – Остап замолк, вспоминая, как всё было, и покачал головой. – Откуда он только взялся…
– Какой майор? – Змий и Смерека переглянулись.
– Тот самый, – подтвердил Остап.
– Везёт тебе, друже Левко, – ухмыльнулся Змий. – А с какого такого дива он о тебе заботиться начал?
165
В сознание.
– А он, друже Змий, – Остап перестал жевать и, в свою очередь,
– С нами? – искренне удивился Змий и уточнил: – А что, этот пан майор сейчас здесь, в городе?
– Не знаю, – покачал головой Остап. – Мы сначала в Подгайчики ездили, а уже потом сюда.
– А в Подгайчики-то вас чего понесло? – спросил Смерека и недоумённо посмотрел на Остапа.
– Тут, значит, такое дело… – Остап немного помялся. – Брат мой Дмитро из тюрьмы, как её разбомбили, втик и с того переляку сознался, что той жёлтый чемайдан, который тогда искали, таки у него. Дмитро его в клуне сховав и не казав никому, даже мени.
– Вот так номер… – от удивления Змий даже присвистнул. – А ты сам видел, что в том чемодане?
– Видел, – Остап кивнул. – Гроши. Богато…
– Так… Гроши, значит…
Змий задумался и довольно долго молчал, а потом принялся рассуждать вслух:
– Выходит, пан майор всё ещё здесь. Больше того, жёлтый саквояж, который нас просили найти, тоже у них… А если там не только гроши, а? Опять же майор хочет встретиться… Ладно, встретимся. Только этот саквояж он отдаст нам… – и, как бы подтверждая окончательность решения, Змий стукнул по столу кулаком…
Соломинка ткнулась в нос Зяме, он чихнул, открыл глаза и недоумённо уставился на неизвестно откуда взявшуюся деревянную стену сарая. Потом повернул голову, увидел наваленную рядом груду соломы, из-за которой доносился храп одного из спутников, и в его памяти всплыло всё, произошедшее накануне.
Случилось так, что во время очередной жесточайшей дневной бомбёжки он оказался на восточной окраине города. Войск на идущем по центру стратегическом шоссе почему-то не было, но немцы всё равно бомбили город, отчего один за другим загорались домишки предместья, и с пойменного луга, где спасались горожане, сначала поодиночке, а потом толпой побежали люди.
Кто-то из них, заметив испуганно жмущегося под стеной милиционера, крикнул:
– Чего торчишь тут?.. Германцы входят в город!
По зрелом размышлении под такую бомбёжку никакие бы немцы не полезли, но перепуганная толпа подхватила Зяму, и он, сам того не заметив, оказался на опушке ближнего леса. Здесь Зяма попробовал сообразить, что к чему, но по шоссе уже густо шли беженцы, волоча на себе немудрящий скарб, и это решило дело.
Вдобавок в общем потоке Зяма увидал пару знакомых, которые с самым решительным видом шли, целеустремлённо глядя вперёд. О них Зяма знал мало. Однако ему было известно, что в прошлом оба – члены КПЗУ, и один из них занимался сбором контингента [166] , а второй служил на какой-то должности в городской управе.
166
Налогов.
Зяма бросился к ним, надеясь узнать, что же произошло, но те ничего толком сказать не могли. Сборщик налогов упрямо твердил, что надо скорее уходить, потому как все уходят, а управленец вдобавок сообщил Зяме, будто в милицейскую управу попала бомба, и там всё разрушено.
Последнее сообщение убедило Зяму, что так будет правильно, и он присоединился к кэпэзушникам. За оставшееся светлое время они прошагали километров пятнадцать, а когда начало смеркаться, свернули с опустевшего шоссе и устроились на ночлег в каком-то счастливо подвернувшемся сенном сарае.