Желтый саквояж
Шрифт:
Появление грузовика с рисунком горшка на кабине никакого беспокойства у охраны не вызвало. Больше того, часовой, неотлучно торчавший у склада № 7, едва завидев приближающуюся машину, дал сигнал, по которому к воротам немедленно прибежал дежурный фельдфебель.
«Оппель» остановился у склада, офицер вышел из кабины, и грузовик начал медленно сдавать задом,
– Папир, битте… [265]
– Я, я… – с готовностью отозвался офицер и, сделав вид, будто достаёт бумаги, зашёл внутрь.
Фельдфебель шагнул следом и тут же, получив жестокий удар рукоятью «парабеллума» по голове, свалился замертво, а офицер, выглянув за ворота, приказал сидевшим в кузове четырём солдатам:
– Ком!.. Шнеллер!.. [266]
Те послушно соскочили на землю и, забежав в склад, начали лихорадочно осматривать стоявшие там ящики. Так продолжалось минут пять, прежде чем один из псевдо-немцев не крикнул:
265
Бумаги, пожалуйста.
266
Идите быстрей.
– Есть!.. Нашёл!
Все бывшие в складе поспешили к нему, а офицер, внимательно осмотрев надпись на ящике, коротко бросил:
– Грузим!
По этой команде «оппель» сдал ещё больше назад и втиснулся кузовом между створками распахнутых настежь ворот. Подхватив ящик, солдаты погрузили его на машину, и тут в склад неожиданно заглянул часовой. Заподозрив что-то неладное, он обеспокоенно залопотал:
– Вас… Вас? [267] – но на него бросились сразу трое, и через минуту
267
Что?
Солдаты закрыли борт и вышли из склада, насторожённо оглядываясь по сторонам. Грузовик медленно выехал из ворот, офицер, навесив замок обратно, сел в кабину, солдаты влезли в кузов, и «оппель», постепенно набирая скорость, покатил к выезду с товарной станции.
Возле Казачьей Вежи – чудом сохранившейся со времён Хмельниччины трёхэтажной деревянной башни, бывшей когда-то частью монастырской ограды, «оппель», притормозив, забрал успевших прибежать туда подпольщиков и просёлками помчал дальше.
Много позже, уже в лесу, когда непосредственная опасность миновала и радостно возбуждённые партизаны в который раз пересказывали друг другу подробности захвата секретного ящика, Сергей, заметив, что покинувший вместе с ними город пан Мефодий сосредоточенно молчит, спросил:
– Чого сумуешь, батько? [268]
– Соснюк, трясьця его матери, из головы не идёт, – ругнувшись вполголоса, грустно отозвался Мефодий.
Похоже, кэпэзушник в который раз переживал, что рекомендованный им человек оказался таким. В свою очередь, тоже вспомнив про предателя, Сергей сразу посуровел и жёстко сказал:
268
Отчего грустишь, отец?
– Время сейчас такое, батько, каждый выбор сделать должен, – парень вздохнул и, сочувствуя Мефодию, добавил: – Вот, как ты.
– Что я?.. Я, хлопче, свой выбор двадцать лет назад сделал. Твёрдый… – и старый подпольщик, отвернувшись, зачем-то стал всматриваться в становившийся всё гуще лес…