Жемчуг северных рек(Рассказы и повесть)

Фролов Леонид Анатольевич

Зиновий Васильевич выбежал по тропке на взгорок — а у ямы праздник. Павла Ивановна, как молодая, руки взняла над головой и, похоже, пляшет.

Яма-то (вторая яма!) почти полна осоки. Даже Никола не скрыт срубом, а виден весь до колен. Павла Ивановна, огрузая в траве, и в самом деле притоптывала.

— А ещё такая частушка есть, — вспоминала она и опять вздымала руки над головой:

Скоро, скоро над лесочком Солнце красное взойдёт, Скоро, скоро в наше поле Сотня

тракторов придёт.

Ноги у неё под частушку куролесили. Павла Ивановна путалась ими в траве, но находила откуда-то силы, не падала, а шла и шла по кругу вперёд. За ней, горя разрумянившимися щеками, высунув язык от усердия, подпрыгивал Никола. Даже у Славки слиплись от пота волосы. Даже он пружинил осокой, как вприсядку летел. За ним двигались, поводя плечами, мальчишки, девчонки. Зиновий Васильевич не всех знал по имени, но о каждом, конечно, мог сказать, кто чей: вон тот, веснушчатый, — продавца Аркадия Ильича сынок; голубоглазая девчушка, упревшая до того, что на лицо нальнуло травы, как тенета, — дочка директора школы Неганова; насупленный мальчуган, похоже, выдохшийся, но упрямо скрывающий усталость, — внук ветфельдшера Злобина.

Только вышла на крылечко, Идёт трактор вороной, —

взвизгнула Павла Ивановна и вытащила из кармана носовой платок, взмахнула им, как на взаправдашнем празднике:

Мне не трактор приглянулся — Тракторист замаранной.

Они до того увлеклись шутейной пляской, что никто не заметил остановившегося у костра Зиновия Васильевича. И возчики, выходит, им не мешали. Вспомнив о возчиках, Зиновий Васильевич посмотрел в луга.

Луга были словно выбриты, и только русло реки змеилось зелёным рукавом нетронутого хвоща.

Сенокос отодвинулся далеко, к полежаевскому купалищу. Дорога для возчиков удлинилась, и у ямы уже не было того чертополоха и кутерьмы, какие наблюдались в первый день силосования. Работа приняла размеренный темп.

«Ну вот, одно дело сделали», — удовлетворённо подумал Зиновий Васильевич: силосование шло к завершению.

И у Керети Витька Зотов настроил косилку. Если погода в ближайшие дни не переломится, то сена будет заготовлено впрок. Конечно, на тракторе по закустарившимся лугам ездит Витька не норовисто: огрехи остаются — стыдно смотреть. Но хорошо бы даже вполовину убрать. Уже и тогда будем всё-таки с сеном. Главное-то — скосить. Грести и стоговать у полежаевцев хватит сил и вручную. Не надвинулись бы только дожди…

Из-под взгорка вынырнула дуга, а потом уж Зиновий Васильевич увидел лошадиную голову и ездока. Митька Микулин! Он сидел на лошади боком, обе ноги покоились на оглобле, руки сложены на коленях. Не верхом парень едет, а на завалинке под окошком сидит — спокойнёхонек, даже ногти грызёт. Лошадь сама выбирала дорогу, и он доверялся ей. Лишь перед бруствером ямы Митька нащупал рукой сползший на гриву повод и, натягивая его то справа, то слева, помог лошади расчётливее подъехать к месту разгрузки.

«Ох, казаки! — одобрил Митькину кавалерийскую небрежность Зиновий Васильевич. — Будто в седле

родились».

— Ну, так как работается? — подошёл Зиновий Васильевич к яме и помог налетевшей саранчой ребятне высвободить воз.

Павла Ивановна улыбалась:

— А куда с добром, председатель! Частушки даже поём.

— Слышал, слышал…

Воз растащили по углам ямы. Зиновий Васильевич прыгнул вниз, прошёлся вместе со всеми по кругу и, увлёкшись работой, не заметил, что из-под угора к яме вывернул новый всадник — Тишка.

— Зиновий Васильевич! — закричал он, ликуя. — А мы вторую яму кончаем!

— Молодцы!

Тишка скатился с лошади. В фуфайке, на которой он сидел, у него был завёрнут клок зелёного клевера (видно, ухватил около купалища). Тишка прямо из рук скормил клевер лошади:

— Ешь, Улька, ешь…

Она уже, видно, привыкла к таким подачкам и, когда дожевала корм, снова потянулась к Тишкиным ладоням.

— А больше нету! — вытянул он руки.

Улька обнюхала их и ткнулась губами к Тишкиному уху, будто что-то хотела ему шепнуть. Грива съехала ей на глаза, и Зиновий Васильевич, обомлев, увидел, что в неё вплетены разноцветные ленточки. Батюшки! Да откуда Тишке-то знать, что исстари русский мужик украшал коня именно таким образом? С молоком матери, что ли, передалось? Само собой вышло?

Тишка разгладил гриву, ленточные косы выставил напоказ — красиво!

Павла Ивановна кивнула в сторону Тишки:

— Разве худо живём?

Тишка, загордясь похвалой, поправил чересседельник, проверил гужи — ему показалось, что поослабли, так он, как заправский мужик, подтянул супонь.

— А что, Тихон, ты своё слово сдержал, — сказал председатель.

— Какое? — уточнил Тишка.

Зиновий Васильевич засмеялся.

— Запутался, что ли, в своих обещаниях, счёт потерял? — спросил он.

Тишка засуетился, бросился снова проверять гужи, а сам морщил лоб и всё косил глазом в сторону Зиновия Васильевича, будто дожидался подсказки.

Зиновий Васильевич пошёл Тишке на выручку:

— А помнишь, я тебя недавно спросил про вторую яму: не сробеете, мол, засилосуете? Ты пообещал не сробеть.

— Так мы и не сробели! — обрадовался Тишка, что вопрос оказался незаковыристый. — Сегодня закончим!

Зиновий Васильевич и сам видел, что работы осталось на три часа. Потом надо будет дать яме выстояться, выждать денька три иль четыре, чтоб осока в ней слежалась плотнее, осела, и, добавив несколько возов свежей травы, запечатать её плотно-наплотпо сверху землёй. Вот тогда можно рапортовать, что яма готова. А в общем-то, она, конечно, уже готова. В сопоставлении с тем, что сделано, завершить работу — это всё равно что нахлобучить шапку на голову, когда сам уже и обут, и одет, и даже перчатки натянул заблаговременно на руки.

— Молодцы! — опять похвалил Зиновий Васильевич и, сам сознавая, что замахивается на лишнее, но тут уж с собой ничего не поделаешь (председателю колхоза, сколько б чего ни делали, всё мало), вприщур посмотрел на Тишку. — Ну, а ещё б не сробели?

Тишка не задумывался ни на минуту, гаркнул звонко, так что лошадь застригла воздух ушами:

— Не сробели бы! — Он торжествующе посмотрел на Зиновия Васильевича. — Только ямы нету.

— А ямы нам и не надо, — сказал Зиновий Васильевич.