Жемчужина гарема
Шрифт:
И я не могла поверить, что сейчас его нет рядом... Что это закончилось. Мне было больно так, словно я вспоминала давнее счастье, которое уже не вернуть никогда.
В домике было то же самое. Бродила по комнатам, где мы совсем недавно жили с Роларом. Вот тут кровать, на которую я положила его раненого. Здесь он метался в бреду, потом спал. А на полу подле кровати так и остались две высохшие капли синей крови...
Камин - сейчас безжизненный, холодный. Ролар сидел перед ним, а я пришла и встала напротив вчера вечером... Здесь сияли его янтарные глаза, вспыхнули сильнее, и он рванул
А сейчас его нет рядом. И ностальгия, смешиваясь с тревогой, снова рождала слезы.
Я легла спать на ту кровать, где он лежал раненый. Хотелось быть ближе к нему, и казалось, постель хранит отпечаток его горячего сильного тела. Здесь мне будет спокойнее.
А ночью снилось далекое чужое небо, усыпанное незнакомыми звездами. В свете лун мелькали силуэты драконов, порой они изрыгали пламя, и тогда темное небо окрашивалось алым. Один из них был черным, большим... мой Ролар. Другие драконы окружали его, но он всякий раз вырывался из кольца, разя противников серебристыми молниями и пламенем.
Я просыпалась, молила Бога, чтоб увиденное не было правдой. Да и не может быть - его подчиненные, драконы, что прилетели искать своего Правителя, не принесут ему вреда.
Засыпала снова - и видела то же самое. Он опять сражался, окруженный темными крылатыми тенями.
Но утром я проснулась, как ни странно, выспавшаяся. И даже спокойная. Словно конец сна, который я не помнила, был благополучным, и это заставило душу и разум обрести покой.
Оделась, наспех перекусила - готовить толком, делать что-то в домике, теперь, когда здесь не было Ролара, казалось бессмысленным. Вздохнула, последний раз бросив взгляд на то место, где недолго была счастлива - и поскакала в замок.
Никто не встретился мне по пути, отец никого не послал следить за мной или охранять. Лишь возле самых ворот вся земля была истоптана конскими копытами. Это заставило насторожиться. И отступившая тревога тонко забилась в горле.
Когда же я въехала во двор увидела подтверждение, что тревога не напрасна.
Все кипело. Конюхи принимали поводья у мужчин в воинской одежде, слуги бегали и суетились.
А на парадном крыльце стоял мой отец, бледный, как мел, собранный и серьезный. Но даже издалека я увидела в его глазах растерянность и боль. На ступень ниже стоял высокий худой мужчина в сером костюме для верховой езды.
Я разглядела коротко стриженный седые волосы с редкими темными прядями и прямую воинскую осанку. Я замерла. Этот человек мог быть только... моим женихом, герцогом Виньялли. Да и серая, но богатая одежда, расшитая серебром - изящный крой, богатая меховая оторочка воротника - выдавали в нем высокопоставленного аристократа.
Я встретилась взглядом с отцом, и в этот момент герцог обернулся, посмотрел на меня, еще не спешившуюся.
Если я думала увидеть отвратительного старика с обрюзгшими чертами и мерзким выражением лица, то я ошибалась. Герцог Виньялли был зрелым мужчиной чуть старше моего отца. Очень высокий, худощавый, но жилистый. Одного взгляда достаточно, чтобы понять - у него сильное тело, собранное,
Лицо его тоже не было очень уж старым и некрасивым. Резкие, правильные черты лица: прямой острый нос с горбинкой, запавшие щеки, твердая складка губ и прямой острый взгляд из-под нависающих бровей с изломом. Герцог казался жестким, может быть - жестоким, но далеко не противными. Он был мужчиной, а не стариком.
Наверно, будь на его месте дряхлый старикашка, я не испытала бы такого страха. Но я видела перед собой сильного мужчину, способного свернуть в бараний рог любого, кто встанет у него на пути. Умного, хитрого, жесткого, властного, и, несомненно - проницательного. Это читалось в его чертах так же ясно, как в моих чертах читался горячий нрав и юность.
Отец кивнул - подойди.
Что мне оставалось? Сдерживая внутреннюю дрожь, я спешилась, кинула поводья конюху, поспешившему ко мне, и самой твердой походной, на какую была способна, пошла к крыльцу.
Как будто волны океана отхлынули - все, кто только что суетился во дворе отходили в стороны, освобождая мне дорогу. И я шла к своему «жениху» между двух рядов глаз, что смотрели на меня, кто с любопытством, кто - сочувственно. Краем глаза я замечала эти взгляды, и от них в душе рождалась новая боль, смешанная со странным стыдом.
Вот так. Попалась в ловушку. И все смотрят, как эта вольная птица бьется в силках. Хватит ли у нее сил вырваться? Но в глубине души все знают, что не хватит...
— Доброе утро, Аленор, — кивнул мне отец.
— Доброе утро, отец, — ответила я, стараясь, чтобы голос не дорожал. Согласно этикету я имела право не заговаривать с герцогом, пока он официально мне не представлен.
Масса условностей... на первый взгляд удобных для женщины. Послабления и знаки заботы и внимания, которые оборачиваются бесправием, если посмотреть глубже... Я сжала зубы.
Не покажу своего волнения. Тем более - страха. Пройду эту «сцену», и, ускользнув в свои апартаменты, соберусь с мыслями. Нужно просто пережить эту встречу... Я распрямилась сильнее. Придала позе непринужденность.
Пусть моя осанка будет гордой. Пусть герцог и все эти гвардейцы, слуги и прочие, кто собрался сейчас во дворе, не увидят моего волнения.
Но теперь, когда я стояла лишь на две ступеньки ниже герцога, его собранная жесткая сила давила, заставляла ноги становиться ватными, а из головы вылетали мысли. Он словно автоматически подчинял своей воле тех, кто стоял слишком близко.
Сам же герцог пристально смотрел на меня. Разглядывал. Очень внимательно, явно подмечая все детали моей внешности, выражения моего лица. Этого этикет запретить ему не может...
И это было ужасно. Если бы не острый неконтролируемый страх, я испытала бы смущение. Девичье смущение от того, что мужчина оценивает ее, почти раздевает взглядом.
— Как твоя охота, как наш домик в лесу? — спросил отец, закусив губу. Кажется, он оттягивал момент, когда нужно будет представить нас с герцогом друг другу, когда все станет ясно.