Жемчужина из логова Дракона
Шрифт:
Он так и не решил, что лучше, просить или требовать.
Илча мысленно ухмыльнулся, на виду же испустил покаянный вздох. Слова как будто сами просились на язык.
– Уж сколько я крепился, а все равно вырвалось. Знать, судьба такая… Ты не пугайся, про Линн - это я так, к слову пришлось… А всерьез - дела за твоей спиною темные. Кто-то перевести тебя хочет, чтобы не было жизни совсем. Или хотя бы очернить позлее. Сейчас, погоди… - он прикрыл глаза, словно вслушиваясь.
– Путь в Вальвир тебе отрезать хочет! Так что любых наветов жди. И не только… Так и целит кинжалом в спину.
– Кто?
– Схил тут же схватился за рукоять клинка.
Илча
– Это же Эриэлти! Точно такой и есть, как живой! Помощник наставника! То есть мой! Что ему за выгода? В наставники продвинуться? И только-то? Чушь! Оно того не стоит!
– восклицал тем временем витам.
Да уж, никак не стоит… Илче надо было спешно выворачиваться из этой ловушки, да еще с честью, и он подкинул дровишек в огонь гнева господина Истари.
– Нет, ни при чем это. Совсем другое вижу: ненависть. Такая сильная, что и встречается-то редко… Откуда бы… Он ведь тоже витам?
Угадать это было нетрудно по облику помощника наставника, но Схил Истари все больше проникался уважением к Илче и ответил с новой, особой почтительностью.
– Он тоже из древнего витамского рода. Но его постигла еще более печальная участь. Последние ветви доживают последние дни…
– Знаю, - небрежно махнул рукою Илча, перебивая, его понесло.
– Уже сам вижу… И кто-то из твоих старинных родичей стал виновником их падения. Давно… Вот этот…
Он принялся за пространное описание несуществующего родича и подробностей его судьбы, надеясь на словоохотливого собеседника. Тот вовсю помогал, после каждого слова гадая, кто бы это мог быть, давая Илче вовремя поправиться, если скажется что-то не то.
– С тех пор, - торжественно возгласил "провидец", - каждый из них поклялся мстить потомкам этого… как его?
Схил Истари повторил длинный перечень имен своего славного предка.
– Время прошло, и многое забылась, так часто случается. Долгое время вражда дремала, ведь вашу ветвь постигло то же самое несчастье, - важно, почти на распев, завершил Илча, черпая слова из какой-то забытой сокровищницы.
– Но вы повстречались в Вальвире - и все пробудилось. Избавление твоего рода от проклятия безвестности близко, - тянул он со значением, поглядывая из-под полуприкрытых век на напряженно внимающего витама.
– И он, твой враг, тоже чувствует грядущее возвышение, потому давняя ненависть и проснулась в сердце. Он силится уничтожить того, кому суждено возродить былое величие рода Истари.
Илча хорошо запомнил когда-то сказанное Ветром. Человек легко верит в грядущие несчастья, хоть ему совсем не хочется плохого, говорил стихотворец, и все потому, что от роду зрит себя несчастным. Однако более всего человек хочет верить в благости, впитать хотя бы аромат своей несбывшейся мечты, и нет другого столь легкого способа заслужить доверие, как возвестить, что скоро Нимоа прольет бальзам на самые горькие его раны.
Есть даже такие темники, называемые в уличном братстве "певцами"
– Былое величие? Это мне-то?
– притворно хмыкнул он, хоть ноздри так и раздувались, а глаза подозрительно заблестели.
Илча снова многозначительно прикрыл глаза.
– Твоему сыну. Или сыну твоего сына. Вот этого не вижу явственно, уж очень быстро все меняется. Кажется, что времени много пройдет. Но может, все-таки сыну.
– Но у меня нет сыновей!
– А ты точно знаешь?
– подмигнул Илча, и витам замялся.
– А я вот вижу, что есть. И еще будут. И начнется ваш путь к величию в Краю Вольных Городов… Сдается, что в Вальвире. Только сам город к тому времени изменится. Какое-то бедствие. Часть даже заново отстраивать придется. Потому я и не узнаю тех мест, хотя прожил там достаточно.
Да уж, теперь мастер клинка ни одного случая не упустит, чтобы ребенка кому-нибудь не сделать. Вдруг это тот самый, напророченный! Илча едва сдерживался, чтобы не прыснуть. Благо, былая темниковская жизнь его ко многому приучила.
Господин Истари даже и не думал сомневаться, верил каждому слову. Казалось, что и на него Жемчужина повеяла своим дурманом. Только у Илчи он один, а у витама совсем другой. Он не страдал от него, не выламывал пальцев, не колол себя ножом, ему даже не понадобилось опрокидывать на себя кувшин с водой, как Илче, взмокшему от сверхчеловеческого усилия держать Жемчужину в повиновении, он просто светился, весь в предчувствии желанных перемен в своей жизни.
На следующее утро они продолжили путь в Субадр. Спутник уже не спешил погонять лошадь, заботясь о том, чтобы Илче не приходилось слишком уставать, даже предлагал меняться в седле, но получил благородный отказ.
Многое уже достигнуто. Оставшиеся два дня Илча упражнялся, стараясь по своему желанию узнавать мысли витама, читать образы, носившиеся над его головой, постепенно подчиняя Жемчужину своей воле, а Схил Истари все больше проникался будущим величием, даже приосанился. Что за чудо: привычная угловатость почти исчезла, манеры стали куда изящнее, он уже не хватался за клинок при всяком удобном случае. Откуда только взялось это новое достоинство!
"Кто знает, - подумалось Илче, - вдруг сам Нимоа проникнется его непритворной верой, и мое дырявое "пророчество" когда-нибудь сбудется?" Хотя будущее господина Истари тревожило его меньше всего.
В Субадре он с превеликим удобством обосновался в неожиданно большом, но ветхом доме витама, пустовавшем во время вынужденного отсутствия хозяина. Скромно принимал подношения, временами "откровенничал", неспешно, с расстановкой, давал советы, по мере сил боролся с Жемчужиной. И ждал. Доверить болтуну секрет и попросить никому не рассказывать… Даже если честь окажется для витама превыше желания разнести всем и каждому, с каким чудесным человеком он повстречался и как проникновенно тот смотрел, то умолчать про грядущие почести для всего рода Истари новому приятелю Илчи просто не по силам.