Жемчужина из логова Дракона
Шрифт:
Незнакомец вытянул руки так, словно в ладонях у него сейчас лежала судьба Илчи. Поднимаются на самый верх… в почете и роскоши… Илчу разрывало пополам. Вот ведь, всегда храбрецом считался, и вдруг шажок один надо сделать, а он не решается, да что там - попросту трусит, словно дитя малое.
Человек в капюшоне сделал шаг назад.
– Я согласен, - вырвалось у Илчи.
– Я буду служить господину, если… это не против законов Нимоа!
– Никаких "если", ибо я не могу нарушить то, что превыше всего на земле. Они священны, и Драконы их охраняют. А я служу Драконам, только им. Пусть твое сердце даст ответ, услышит его и исполнит данное слово. Коль скоро оно полно страха, то лучше откажись, мне не будет проку
Вот как, он служит Драконам… Но ничуть не похож на служителя из Святилища. Те носят совсем другие одежды, и притом цветные. Служители Северного Дракона - черные, Южного - красные, Западного - белые, кажется… А других Илча никогда не видывал. Но Драконы вызывали у него священно-сладостный трепет еще по времени коротких странствий со стихотворцем, и ожидать от того, кто служит Драконам, какого-то гадкого подвоха казалось кощунством.
– Я буду служить Драконам. И тебе тоже.
– И даешь в том слово?
– Слово? Даю.
– И клянешься именем Нимоа?
– Клянусь тебе, - через силу переступил Илча последнюю черту.
– Хорошо, - незнакомец подошел поближе и сел, не откидывая капюшона, да так, что оказался еще больше скрыт тенями.
– Что ты слышал об известном стихотворце по прозванию Вольный Ветер?
Ветер прибыл в Вальвир в самой середине дня. Город его юности встретил стихотворца серыми низкими тучами и мокрым снегом, метущим прямо в лицо. Сильный порыв ветра едва не скинул его с повозки, когда стражники обходили обоз, взимая пошлину. Для того, кто привык читать знаки Нимоа, нет сомненья в том, что прием тут ждет неласковый. Но для ветра нет преград, проходит время - и даже камни превращаются в пыль. А слово, оно как ветер: рождено дыханием, выброшено в мир, и вот уже понеслось, сбивая первые пылинки с камня, которому предстоит развеяться через много-много лет. Вот и Ветру пришло время вернуться в те места, откуда он когда-то бежал с обидой в сердце…
Когда же это случилось? Да целую жизнь назад, тогда ему и до первого большого срока далековато было, а нынешний Ветер давно уж за второй перевалил, жизнь незаметно идет к закату. Осталась одна преграда, один-единственный камень, который он старательно обходил стороной, но больше так не получается, потому что Олтром зовет его.
Он звал его и раньше, но Ветер был далеко и не слышал. Когда же в руки попалась "Загадка мира", та самая… Этот трактат Идвидаса Тэка Ветер когда-то сам купил по случаю у заезжего торговца рукописями, не зная истинной его ценности, потом собственноручно переписывал, восстанавливая по крупицам стершиеся слова, снабдил своими комментариями и указаниями и подарил Учителю в знак вечной благодарности. Олтром очень дорожил этими тремя свитками, он внес их в перечень жемчужин своего собрания рукописей, что нельзя изымать из школьного хранилища даже после смерти. Этот подарок был неотделим от Учителя и, казалось, навсегда остался в той, старой жизни, но какая-то роковая сила однажды привела Ветра в лавку торговца всякой мелочью, где пылилось немало разного хлама.
Стихотворец укрылся там от доброхотов, во что бы то ни стало желавших заполучить именитого гостя к себе в дом и на том переругавшихся. Терпеливо отвечая старику, взволнованному оказанным ему предпочтением и потому вкривь и вкось расхваливавшему свой товар, Ветер наугад вытащил из груды первый попавшийся свиток. Развернул, чтобы убить время, и до боли в костяшках пальцев сжал потемневший пергамент.
– А где остальные?
– уронил, обернувшись к старику, и тот запнулся на полуслове.
– Если господин стихотворец позволит мне взглянуть… - попробовал торговец вынуть свиток из побелевших пальцев, но не смог.
– А, это "Загадка мира", - распознал он наконец.
– Знатная вещь. Знатнейшая, большущих денег стоит. Я
– Где остальные?
– повторил Ветер.
– Что, остальные?
– удивился старик.
– Я знаю, что было три свитка, я держал их в руках! Должно быть еще два!
– Магнус только один привез… То-то я подумал, уж больно коротко для Тэка…
Торговец заметно огорчился, понимая, что цена, и без того невысокая, упала совсем. Если стихотворец вообще польстится на ущербную вещь.
– Я куплю его, - Ветер быстро скрутил свиток, и никакая сила не могла принудить вернуть его.
– За твою цену, если расскажешь, как получилось, что хранилище в Вальвире разграблено.
– Почему же разграблено?
– торговец опять удивился.
– Распродано честь по чести. Школы-то давно уж нет.
Ветер даже не понял, как снова сжал пергамент, рискуя вконец его испортить.
– Как это нет?
– Да так, - старик пожал плечами.
– Кончилась давно, одна память осталась. Вот и хранилище решили больше не держать, добрым людям все продали.
Значит, перекупщикам. Разорили то, на что Олтром жизнь положил, а до него отец и дед.
– Как давно это случилось?
– Да уж… ох, не дал памяти Нимоа… Малый срок уж точно будет, пять полных годочков… да еще, может, года два-три наберется. Может, чуть поменьше. Не упомнишь ведь. Мало ли где чего…
Ветер только вздохнул. Так давно, а он ничего не знал.
– А как… что случилось?
– Да известно что: по миру пошли, как у всех бывает. Извини, господин стихотворец, я-то больше ничего не знаю. Ведь мне-то оно что, какой интерес? Магнус только и сказал, что не стало больше школы, лучшей в Краю Вольных Городов, разорились они и все. А теперь его уж не спросишь… - вздохнул старик.
Ветер купил свиток, единственный оставшийся из трех. Что стало с двумя другими, оставалось лишь гадать. Однако с тех пор стал он подбираться в своих странствиях поближе к Вальвиру и повсеместно расспрашивать о школе господина Тринна. Особенно много, как оказалось, ходило слухов в Легене. Стихотворца охотно свели с теми, кто помнил заведение, а временами даже самого Олтрома. История выходила печальная.
Хозяином школы сделался человек молодой и неопытный, годами не намного старше Ветра в те поры, когда тому пришлось покинуть Вальвир. Как появился этот новый господин Тринн и кем он приходился покойному Олтрому, было неведомо. Зато отменной ученостью он похвастаться не мог. Еще говорили, что простоват он, дерзок и даже груб. Откуда-то нанял новых наставников, призванных заменить бывшего хозяина, однако разве можно заменить Олтрома Тринна? Он жил своими нерадивыми воспитанниками, их успехами и леностями, бесконечными проказами, шелестом старых фолиантов, запахом чернил и глиняных табличек. Он сам подбирал наставников. Он был во всем и всем. Эта школа - его родное детище, и когда хозяина не стало, вдохнуть в нее жизнь мог лишь тот, кто любил тут каждый камень, кто знал каждую мысль Олтрома, кто провел в этих стенах немало лет. А может, и у него бы ничего не вышло… Во всяком случае, он мог бы попытаться, но исчез, укрылся от позора и постарался о том забыть.