Жена башмачника
Шрифт:
Энца потрясенно молчала. Ужасные новости застали ее врасплох. Целый день она читала «Розарий» с чувством полной уверенности в поддержке – после утверждений доктора Грэма, что беспокоиться совершенно не о чем.
Она обняла мужа. Чиро был весь в поту, кожа холодная, липкая, точно смерть уже дышала совсем рядом.
– Нет, – только и смогла вымолвить Энца и заплакала.
Чиро долго прижимал ее к себе, вдыхал исходящий от ее волос аромат свежего сена, а она прятала лицо у него на груди.
– Где Антонио?
– На баскетбольной тренировке.
– Как думаешь,
Энца провела Чиро на кухню, налила ему стакан вина, второй – для себя. Как и всегда в критической ситуации, Энца взяла себя в руки первой. Она уже не плакала, полная решимости бороться с бедой. Но в душе у нее бушевали отчаяние, страх и гнев. Она села в кресло, подобрала ноги, обхватила колени.
– Чиро, я думала, мы везучие.
– Мы были везучими. Какое-то время.
– Должен же где-то быть доктор, который тебе поможет! Я позвоню Лауре.
– Нет, милая, доктора в Рочестере – лучшие в мире. К ним едут из Нью-Йорка. Я поговорил с пациентами, пока ждал обследований.
– Ты не можешь так просто сдаться, – сказала Энца.
Все эти боли в спине, долгие годы, – она должна была сообразить, в чем дело. Энца думала, что это всего лишь усталость, следствие многочасовой работы, и все, что ему нужно, – просто отдых. Но они с Чиро так и не собрались устроить себе каникулы. Сначала надо было выплачивать ссуду, потом Антонио пошел в школу, занялся спортом… Они так быстро неслись вперед, что не обращали внимания на знаки. А может, просто не хотели их видеть. Может, Чиро всегда понимал, что обречен, и лишь хотел, чтобы его оставили в покое. И вот рентген, уколы, кровь, боль – все это налетело на них как торнадо. Энца казнила себя за то, что ничего не предпринимала раньше. Почему она не послала мужа к доктору Грину? Может, он сумел бы помочь. Она спрятала лицо в ладонях.
– Ты ничего не смогла бы сделать, – сказал Чиро, прочитав ее мысли. – Ничего.
– Что же мы скажем Антонио? – спросила Энца. – Я поступлю так, как хочешь ты.
– Мы скажем ему все. Я всегда честно отвечал на все его вопросы. Он знает о моих отце и матери, о своем дяде, о монастыре. Он знает, что я увидел перед тем, как меня изгнали из монастыря, и знает, что за этим стояло. И сейчас я не собираюсь пудрить своему мальчику мозги. Если мне предстоит умереть, хочу, чтобы он знал – я думаю о нем и поэтому делюсь с ним всей правдой.
Энца всхлипнула:
– Всей?
– Всей. Абсолютно.
Они услышали, как щелкнул ключ в замке и внизу открылась входная дверь. Энца в отчаянии взглянула на Чиро:
– Ты уверен?
Он не ответил.
Антонио ворвался в гостиную и бросил спортивную сумку, на ходу перечисляя все, что случилось за день.
– Ма, я заработал двенадцать очков и сделал четыре результативные передачи. Тренер сказал, что я войду в первый состав. Правда, здорово? – Антонио вошел в кухню. – Папа, ты дома! – воскликнул он, увидев, что родители сидят бок о бок.
Чиро протянул руки навстречу сыну. Они обнялись.
– Как все прошло в Рочестере?
Антонио подошел к буфету, взял краюху хлеба, намазал маслом и впился в нее зубами. Чиро улыбнулся, вспоминая, как точно
– Хочешь? – Антонио протянул хлеб отцу.
– Нет, Тони, не хочу.
– Что происходит? – Антонио взглянул на мать.
Она не могла сдерживать слезы. Энцу захлестывала боль – не из-за себя, из-за сына.
– Мама! Папа! Что случилось?
– Помнишь, я рассказывал тебе о войне?
– Ты был во Франции. Девушки там хорошенькие, но до мамы им далеко. – Антонио достал из ледника молоко, налил в высокий стакан.
– И еще я тебе рассказывал об оружии.
Энца отобрала у сына стакан, выдвинула стул и знаком велела Антонио сесть:
– Послушай отца.
– Я слушаю. Он спрашивает меня, какое оружие было во время Мировой войны. Танки, пулеметы, колючая проволока и горчичный газ, который иприт.
– Так вот, меня задело горчичным газом. Поэтому у меня побаливает спина, то проходит, то снова начинает, – объяснил Чиро.
– Ты отлично выглядишь, папа. Доктор Грэм поможет тебе. Он всем помогает. А если не справится, то пошлет тебя к доктору Макфарланду.
– Нет, все гораздо хуже, сынок. Я очень болен. Знаю, сейчас по мне не скажешь, но со временем это станет заметно. Горчичный газ проник в кости, и у меня там начался рак. Я умру от него – это лишь вопрос времени.
Антонио протестующе замотал головой, словно пытаясь сказать, что это не может быть правдой. Но, взглянув на мать, он понял все. Антонио медленно поднялся и обнял отца. Чиро трясло, Антонио – тоже. Энца обняла обоих. Она хотела что-то сказать, утешить мужа, воодушевить сына, но не находила слов. Они держались друг за друга и плакали. В тот вечер они больше не разговаривали, не включали музыку и даже не ужинали. В доме было так тихо, словно он был необитаем.
Ночью Антонио плакал, зарывшись лицом в подушку. Отец позволил ему посмотреть медицинские бумаги, прочитать диагноз. Он увидел изображение позвоночника и странные круги, рядом с которыми чернилами значились надписи «опухоль» и «метастазы».
Антонио слушал про Мировую войну в школе и вспомнил, что в тесте был вопрос про иприт, который еще называют горчичным газом. Он тогда расспрашивал отца, и Чиро ответил, что газ пах чесноком и аммиаком. В тот раз Антонио не сообразил, что, раз отец был знаком с этим запахом, значит, тоже пострадал от газа. Но теперь он это понял.
Мальчик перевернулся на спину, вытер глаза рукавом пижамы и уставился в потолок. Его самый большой страх воплотился в реальность. Они с матерью останутся одни. Как они справятся без отца?
Антонио ни разу не спорил с Чиро. Одни говорили – это из-за того, что Антонио единственный ребенок, поэтому нет причин для конфликтов. Другие – что Антонио необычайно спокойный мальчик, у него нет стремления ниспровергать авторитеты. Но причина была глубже. Каждый церковный праздник Антонио ходил на кладбище и молился на могиле дедушки. Отец стоял рядом и плакал. И Антонио пообещал себе, что никогда не умножит отцовское горе.