Жена башмачника
Шрифт:
– Бедный Спруццо, – сказал Чиро. – Скитался, как сирота, пока не встретил такого же сироту.
– Нет, вовсе не бедный. Он прожил счастливую жизнь. Ел получше священника. Я давала ему отборные куски мяса.
– Святой Франциск бы одобрил, – улыбнулся Чиро.
Когда здешнему священнику выделили автомобиль, старую повозку передали в распоряжение монастыря. Лошадь для нее пожертвовал местный фермер. Запрягая лошадь, Чиро думал о жене, которая куда лучше управилась бы со сбруей и поводьями.
Взобравшись на сиденье, Чиро направил лошадь вверх по Пассо, в Скильпарио.
После нескольких дней в открытом море и путешествия поездом из Неаполя поездка в деревенской повозке была как чудо. У этого способа передвижения имелся свой особенный ритм, а лошадь вполне могла сойти за дружескую компанию. С ней Чиро чувствовал себя менее одиноким.
Энца рассказала Чиро, где стоит новый дом, что он выкрашен в желтый цвет.
Чиро проехал по главной улице мимо места, где впервые поцеловал Энцу. На Виа Скалина он узнал старый дом Раванелли и конюшню, где в вечер похорон Стеллы Энца запрягала лошадь, чтобы отвезти его назад в монастырь. Деревянные ставни на окнах конюшни были закрыты.
Чиро медленно ехал вверх, склон становился все круче. На Виа Май он приметил прислонившийся к горе желтый дом, похожий на книгу в кожаной обложке. И его словно окатило узнаванием: это же тот самый дом из его детских фантазий, дом, который он надеялся построить для женщины своей мечты. Какая ирония судьбы – дом, который Энца построила для своей семьи, оказался тем самым, что занимал его детское воображение! В точности тот, вплоть до мельчайших деталей! Чиро улыбался – он уже представлял, как расскажет об этом Энце и опишет во всех подробностях, какое чудесное гнездо помогла она соорудить.
Огражденный плитняком сад, по-зимнему голый, напоминал заброшенное пепелище, оставшееся от сожженного дотла леса. По каменной дорожке Чиро прошел к входной двери. Постучать он не успел – дверь распахнулась, и вся семья Энцы высыпала ему навстречу.
Мать Энцы, Джакомина, располнела. Волосы ее поседели, но она все так же заплетала их в длинные косы. Чиро разглядел в ее лице тонкие черты Энцы, и манера говорить и двигаться тоже была знакомой.
Джакомина обняла зятя:
– Чиро, добро пожаловать домой!
– Энца просила передать вам поцелуй. У нее все в порядке. Она сейчас в Нью-Йорке, помогает Лауре Хири с новорожденным.
Марко выглядел куда здоровее и крепче, чем помнилось Чиро, – ему возвращение в родные горы точно пошло на пользу. Чиро обнял тестя:
– Энца посылает и вам свою любовь, папа.
Джакомина представляла каждого из детей, а Чиро старательно запоминал новости, которыми должен будет поделиться с женой. Мальчики по-прежнему занимались извозом, только теперь у них автомобиль вместо лошади. И дело их процветает.
Элиане было уже почти тридцать пять, и она ожидала четвертого ребенка. Ее старшему, Марко, было одиннадцать, Пьетро – девять и Сандро – пять. Муж, как она объяснила, работает в Бергамо на водопроводной станции и очень жалел, что не смог приехать.
Витторио женился на местной девушке, Арабелле
Младшей, Альме, исполнилось двадцать семь, и она надеялась поступить в университет, хотела стать художником – у нее были способности к изящным искусствам. Она нарисовала на каменной ограде сада великолепную фреску, изображающую подсолнухи.
Альма попросила Чиро:
– Пожалуйста, скажите моей сестре, что я благодарна за все, что она для нас сделала. Благодаря ей я могу поступить в университет.
Дверь распахнулась, и в дом вошел Баттиста – долговязый, смуглый, мускулистый. Ему уже сравнялось тридцать шесть, однако он до сих пор не женился и не выказывал ни малейшего желания это сделать. Выражение его лица было угрюмым. Чиро отметил, что с его приходом в воздухе повисло напряжение. Тем не менее Чиро обнял его и назвал fratello [98] .
98
Братишка (ит.).
Элиана, жившая теперь ниже по склону, провела Чиро по дому. Он был не очень велик, но в самый раз для семьи – пять спален, чердак, кухня и гостиная. Пять окон, протянувшихся по фасаду, отлично освещали помещение. Чиро вспомнил окна в доме его фантазий – там тоже в каждое лился голубой свет итальянского полудня.
Витторио и Марко показали Чиро коптильню из плитняка, пристроенную прямо к склону холма. Еще на участке был крытый источник: в крошечном домике холодная, свежая вода горных родников стекала по двум желобам в окаймленный камнями бассейн.
Джакомина сварила обед, какой могла бы приготовить и Энца: суп, ньокки, блюдо с зеленью, а на десерт – эспрессо и домашний пирог.
Элиана налила зятю кофе.
– Альма, ты бы могла нарисовать для меня дом? Думаю, Энца порадуется, увидев его хотя бы на бумаге.
– С удовольствием. Сколько ты пробудешь здесь?
– Неделю.
– Ох, ты ехал сюда столько же, сколько собираешься гостить.
– Тяжело мне вдали от Энцы и Антонио.
– Понимаю, – сказала Джакомина.
– Уверена, она объяснила вам все про мое здоровье.
Джакомина и Марко кивнули.
– Антонио замечательный мальчик. Вы его полюбите.
– Мы уже его любим, – сказал Витторио. – Он же наш племянник!
– Он спортсмен. Но еще и очень умен. Надеюсь, вы когда-нибудь сможете навестить Антонио и Энцу в Миннесоте.
Чиро не хотел омрачать радостный визит печальными разговорами. Он рассказывал забавные истории о жизни Энцы, описывал Нью-Йорк и быт на Малберри-стрит. Он говорил о Мировой войне и своем решении отправиться в Миннесоту. Он много рассказывал об Антонио и о том, каким замечательным человеком тот растет. А Раванелли делились с ним фотографиями и случаями из детства Энцы. После ужина семейство решило прогуляться. Они направились на кладбище, где Чиро, как и просила жена, встал на колени и поцеловал голубого ангела на могиле Стеллы. Солнце клонилось к горизонту, и небо сделалось точно такого оттенка, как в тот вечер, когда он впервые поцеловал Энцу – после того, как вырыл могилу.