Жена Болотного царя
Шрифт:
Что-то большое и светлое, искрящееся и горячее росло во мне, желая вырваться наружу.
Я была по-настоящему счастлива и хотела обнять весь мир.
Мне не приходилось отмучивать свой долг на дежурных новогодних посиделках с семьей, стараясь не загнуться от тоски, слушая нудные разговоры родственников и заедая все это каким-нибудь фирменным салатом, и не сидела где-нибудь с друзьями, не совсем понимая, новый год мы сейчас пытаемся праздновать, или чей-то день рождения. Я действительно провожала старый год, вместе
— Замерзнешь, — раздался сзади спокойный голос Ксэнара. Его единственного, пожалуй, не заобнимали в эту праздничную ночь. Даже Берна пару раз потискали, а вожака стеснялись.
И это было странно, если учесть, что обниматься здесь любили. В этом не было никаких сомнений.
Да и какие могут быть сомнения, когда даже Сэнар, выходца из другого мира, сегодня изрядно пообнимали и даже расцеловали, если бы не Ашша, вовремя занявшая оборону и отгонявшая от Сэнар всех желавших обняться (в основном девиц), то его бы уже и на сувениры растащили.
А Ксэнару досталось пару сдержанный жамканий за плечи и уважительных пожиманий кистей.
Серьезный вопрос: как облечь свои чувства в слова, оказался риторическим. Потому что никак.
Не хватало мне словарного запаса для этого. Все, что я могла выдать это маловразумительное:
— Ыххы!
Зато обниматься ринулась с удивившим меня саму проворством. Сжала хорошенечко нашего незатисканного вожака, и гаркнула, пряча лицо на его груди.
— С праздником!
В отличие от меня, Ксэнар свою совершенно не княжескую, обычную волчью шубу, вывернутую мехом наружу, даже не подумал застегивать, и я ткнулась носом прямо в теплую, пахнущую домом и покоем, рубаху.
Меня осторожно обняли за плечи, с сомнением повторив:
— С праздником.
— Как уж там у вас говорят? Чтобы год был легок?
Ксэнар кивнул.
Из соседнего дома грянул веселый смех, но быстро стих, растаяв легким, детским хихиканьем.
— Чтобы год был легким, — послушно подтвердил он.
— Наклонись-ка, — велела я, чувствуя, как меня прямо распирает от накатывавших друг на друга чувств. Я была пьяной, хотя пила только травяной взвар, которым здесь баловались даже дети.
С сомнением Ксэнаркая на меня своими дикими желтыми глазами, он продолжил стоять прямо.
— Ну, наклонись, — потребовала еще раз, для надежности дернув за отворот шубы. Только после этого Ксэнар склонился, и я звонко, с чувством, чмокнула его сначала в правую щеку, а потом в левую.
И такой удивленно-ошалелый сделался у него вид, что досталось даже носу. Расцеловала, так расцеловала, и, гордая собой, отступила на шаг, разрывая объятия.
Ксэнар засмеялся, подхватил меня на руки и встряхнул так, что на мгновение показалось, будто меня в воздух подбросили. Сердце чуть не остановилось.
— Ты что? — Я не знала, что удивило меня больше,
— Не бойся, не уроню, — беспечно ответил он, — ты только больше никого в обе щеки не расцеловывай, поняла?
— Да-да, Ашша мне уже говорила, что незамужним девица разрешается мужчин только в правую щеку целовать. Поставь меня, пожалуйста, а? Я, кажется, высоты боюсь.
Пропустив мимо ушей мою просьбу, он требовательно спросил:
— А меня зачем в обе расцеловала?
— Душевный, блин, порыв. Я тебя еще и в нос чмокнула, если ты вдруг забыл. Пытаюсь выполнить норму по расцеловыванию до полуночи.
Про норму я, конечно, соврала, и Ксэнар мне, кажется, не поверил. Весело хмыкнул и потащил в дом. Как есть, на руках.
Мне было и приятно, и весело, и почему-то даже волнительно.
Но не очень долго. Алис, заметивший наше возвращение, тоже хотел потаскать пограничную нечисть на руках и с боем попытался отнял меня у Ксэнара.
Ну, как с боем, подошел, улыбнулся, лапки свои загребущие ко мне протянул и так заискивающе пропел:
— Что же ты, светлый княже, такие тяжести таскаешь? Не по чину будет, отдай мне, — а наткнувшись на суровый взгляд вожака, с серьезной рожей выложил, — тебя там Берн искал, кажется, что-то срочное.
Волшебные слова подействовали. Вся веселость мигом схлынула со Ксэнара.
Он поставил меня на пол, проигнорировав протянутые ручки лиса, быстро коснулся губами макушки, бросив выразительный взгляд на лыбящегося оборотня, и ушел.
— И что, — отшатнувшись подальше от Алиса, на полном серьезе вознамерившегося меня немного на руках поносить, я подозрительно спросила, — Берн его и правда искал?
— А кто ж знает? Я Берна уже давненько не видел, может и искал, — беспечно пожал плечами Алис.
— Рагда, — Ашша подкралась сзади, крепко обхватив меня руками и прижавшись щекой к щеке, — пора бы костерок разжигать, зови Ксэнара. Все на пустыре уже собрались, только его разрешения и ждут.
Глаза у Алиса загорелись.
— Точно! Сегодня ж в «медведя» играть будем.
Обхватив нас обеих, отчего я прямо почувствовала, как же некомфортно чувствуют себя вафли в вафельнице, нас по очереди одарили звонкими поцелуями:
— Простите, красавицы, но мне пора на пустырь. Охочих медведем побыть нужно опередить или шкуру отбить, там как повезет.
Игра в «медведя» сводилась к тому, что стая девиц с визгом и смехом, под звук трещоток, при свете одного лишь костра, кружилась у огня, спасаясь от загребущих лап медведя — обряженного в медвежью шкуру парня. Вся заманчивая прелесть этой игры заключалась в том, чтобы прижать кого-нибудь украдкой, и многие парни готовы были даже драться за право побыть медведем и облапать симпатичную им девушку.