Жена Эмина. Его наследник
Шрифт:
Потому что в первый год было не до нее. Совсем. Я остывал, приходил в себя, решал проблемы. А после всей заварухи этих проблем было по горло.
Я замер, прислушиваясь к тишине. И взгляда от пары не отрывал. Фролов с улыбкой ей что-то говорил, Диана держала дистанцию.
Я сверну тебе шею, Фролов Евгений Олегович.
– Смертник, - процедил я, - завтра вылетишь отсюда как пробка.
Я быстро опустил окно, впуская внешние звуки в новенький салон.
Ее шаги. Легкие, нежные.
Ее дыхание.
Всегда, кроме нашего последнего раза – в последний она плакала. Я оставил ее рыдать на коврике.
А когда пришел – она была убита. Морально убита. Она отстригла свои волосы - мне назло. Все пошло под откос. В бездну. Проблемы, ее психика, моя повернутость.
Я тихо выдохнул. Диана резко остановилась - на ее нежном и красивом личике показалось недовольство. Она что-то ему сказала, а после каждый пошел своей дорогой.
Жить будешь, парень. Спасибо этой девочке скажи, она у меня умная.
Я схватился за передачу и медленно вырулил отсюда. Увидел и хватит. Дальше табу.
Иначе накроет снова.
А я только научился смотреть на нее без боли. На свободную. На улыбчивую. На чертовски радостную и живую. Интересно, какой он была в первый год?
Чем занималась, чем она дышала, пока я был в бездне и учился жить без нее? Для меня первый год прошел в тумане, слишком много дерьма пришлось разгребать почти в одиночку.
– Коля, «проводи» ее. Проследи, чтобы свет в доме зажегся и только потом уезжай. Машину не свети… твой Хаммер слишком выделяется.
– Я все сделаю. Вы же знаете, я жизнь готов отдать ради вас.
Ради «вас» означало ради нее.
Диана и есть моя жизнь.
Моя стоит копейки, ее дорого.
Я сцепил челюсти. Маленькая никогда ни с кем не говорила. Всегда шла одна или с подружками, но без чьих-либо подкатов. Я знал, с кем она общалась лучше всего – знал их фамилии и биографию, но сегодняшний случай выбил меня из колеи.
Я должен знать, что она по-прежнему свободна. Что она никого не любит. Хотя бы в промежутке от сессии от сессии.
Должен знать.
И что ты будешь делать, Эмин?
Разобьешь лицо очередному, кто посмотрит на твою девочку? На свою бывшую девочку.
Ты ведь даже не знаешь, с какого города ей приходится добираться до университета. Не знаешь где она живет и чем дышит. Замужем или нет – ничего не знаешь.
Ты живешь только в этой ее реальности: университет в северной столице и съемная квартира на время сессии. В этом промежутке у нее никого нет.
Ты знаешь только это.
Почему?
Потому что если узнаешь больше, то свихнешься.
От боли, что твоя девочка может любить кого-то еще. Так сильно, как никогда не
От ненависти к ней свихнешься – ведь она вполне смогла жить без тебя. Смогла дышать в то время, как ты до сих пор задыхаешься без нее. Она улыбается, а ты разучился это делать. Она смеется, а из твоего рта могут вырываться только звериные звуки.
В конце концов, если ты когда-нибудь узнаешь, в каком городе она дышит, ты непременно приедешь туда, чтобы она перестала это делать. Перестала дышать.
Однажды я уже сломал ее. Перекрыл кислород, испортил жизнь.
Сделал ей больно.
– Хозяин, вы слышите меня?
Я вдыхаю морозный воздух. Не заметил, как приехал на окраину города и вышел из машины в одной футболке.
Из салона шипела рация. Коля на связи.
– Докладывай, - велю я.
– Хозяин, она дома. Все безопасно.
Я содрогнулся от мороза, но продолжил стоять возле авто – пусть сердце вновь немного заледенеет. Так проще. Так безопаснее.
– А где она живет? – губы онемели, пока задавал этот вопрос
– Эмин Булатович, вы велели не говорить вам это даже под дулом пистолета.
– Какая часть Питера? Северная, южная?
Немного помедлив, Коля ответил:
– Северная часть, хозяин.
– Северная…
Моя северная девочка.
Когда-нибудь ты отпустишь меня. Когда в мой гроб будут заколачивать гвозди, я уверен, отпустишь. Горбатого ведь только могила исправит, правда? Горбатого от любви к тебе.
Я не могу без тебя дышать.
Говорить не могу.
Но все еще живу. И тебя не трогаю. Удивительно.
– Извините, но я больше ничего не скажу. Завтра у Дианы последний день сессии, после чего она покинет Санкт-Петербург.
Я закрыл глаза, тяжело дыша. Зубы прострелило от боли – слишком холодный воздух я вобрал в рот, чтобы успокоиться.
– Мне хреново, Коля. Хреново без нее.
– Хозяин, нам пора возвращаться в Волгоград. Ваши поездки в Санкт-Петербург могут вызвать подозрения, обстановка по-прежнему напряженная.
Будет лучше больше не возвращаться сюда.
Потому что сердце леденеет все больше, но и трещины от каждого приезда становятся глубже. Опаснее.
Я сел в машину и завел ее. Пора убираться. Ведь если плотина рухнет, девочку уже ничто не спасет. Ей ничего не поможет.
Я думал, стало легче. Оказывается, кроет по-прежнему – до боли адской. До стонов по ночам, до сгибаний в три погибели. До метаний на постели в поисках Дианы рядом.
Но каждый раз вместо живого тела я сжимал пустоту.
И больше не засыпал. Думал, мыслил, пока не отрубался вновь. И тогда все повторялось. По кругу.
– Я больше сюда не вернусь, Коля. До конца обучения ты будешь ее охранять. От дома до университета. И обратно.