Жена изменника
Шрифт:
— Я расскажу историю про Гелерта, — вдруг сказал Томас, и эти несколько слов гулко прозвучали в комнате, ставшей совсем темной из-за почти потухшего камина.
Единственная свеча, стоявшая рядом с Пейшенс, оплывшая и покрытая копотью, удлиняла тени под каждой наклонной поверхностью, под каждой рельефно выступающей чертой лица: носом, бровями, губами, — так что даже детская мордашка Уилла превратилась в личину дикаря, раскрашенную темными чернилами теней.
— Эту историю рассказывают у меня на родине, — начал Томас. — Гелерт был волкодавом, к тому же самым лучшим. Его подарил Лливелину, принцу Уэльскому, король Иоанн Безземельный. Гелерт охотился на дичь и мог даже загрызть
Томас опять остановился, потянулся своей длинной рукой к кувшину и, запрокинув голову, стал, не торопясь, большими глотками пить воду. Вдруг Марта вздрогнула, почувствовав, что ей под руку забирается мягкая ручонка, и, обернувшись, увидела, что это Уилл хочет залезть к ней на колени. С поджатыми губами она подтянула мальчика, но ей сразу стало легче от этой приятной и теплой тяжести. Она крепко прижала Уилла к себе.
— Увидав кровь, принц приходит в ужас, бежит к колыбели сына и видит, что она перевернута, а вокруг разбросаны окровавленные пеленки. Мальчика же нигде не видно. Принц приходит в ярость, выхватывает висящий у пояса меч и убивает пса ударом в сердце. Сквозь предсмертные завывания собаки принц слышит крик ребенка и, раскидав пеленки, находит сына, целого и невредимого. А рядом лежит тело задавленного волка, — стало быть, пес спас жизнь мальчику.
С того самого дня Лливелин никогда более не улыбался и не смеялся. И говорят, что в Беддгелерте, там, где похоронили верного пса, до сих пор по вечерам иногда слышится предсмертный собачий вой.
Марта отвернулась от слабого света очага, осторожно стряхнув кончиками пальцев влагу, скопившуюся в уголках глаз. Услышав, как всхлипывает и вздыхает Пейшенс, подтверждая печальный смысл старинной легенды, Марта закусила изнутри щеку — она рассердилась на себя за то, что была так близка к рыданиям из-за какой-то примитивной, тысячи раз пересказанной легенды — сказки, которая заставила бы ее отца хохотать до упаду.
Она аккуратно спустила Уилла с колен и подтолкнула его, клюющего носом, в сторону матери. Пейшенс со спящей Джоанной на руках неуклюже поднялась и, поманив за собой Уилла, ушла к себе в комнату. Единственную свечу она забрала с собой. Джон с удовольствием потянулся и тоже отправился в постель, гримасничая и что-то бормоча себе под нос.
Марта осталась сидеть в глубоком кресле, склонив голову на грудь, и следила за тем, как Томас собирает капканы, — он нанизывал их, как форель, на крепкую веревку, нащупывая пальцами пустые крючки, которые в темноте было не разглядеть. Последние угли, ненадолго вспыхивающие то оранжевым, то матово-красным, освещали лишь выступающие черты его лица и большие руки, которые, казалось, существуют, покачиваясь в воздухе, отдельно, сами по себе, и сам он напоминал статую, до шеи и запястий вымазанную черной смолой.
Комок в горле наконец пропал, и, хотя Марта отдавала должное торжественному тону рассказанной Томасом печальной истории, она злилась из-за собственной реакции на нее. Казалось, что Томас нарочно пытался вывести ее из защитного оцепенения. В своем удрученном, озлобленном состоянии она невесть почему вдруг вспомнила
— Думаешь, ты похож на волка? — прошептала она, растягивая слова и как-то особенно напирая на шипящие звуки. — Или на несправедливо пострадавшего пса, служившего хозяину и за это поплатившегося?
Осторожно, чтобы не задеть потолочные балки над головой, Томас поднялся во весь свой огромный рост, и в это мгновение погасли последние угольки. До Марты донесся звук тяжелых шагов, медленно удалявшихся в сторону комнаты за очагом, но ответа она не услышала, как будто Томас исчез вместе со светом.
Она занервничала, запаниковала и хрипло выкрикнула:
— Или, может, ты думаешь, что ты принц Уэльский? — Ее пальцы впились в нетвердо пригнанные подлокотники; те громко скрипнули. — А?
Комната казалась бесконечной пещерой, где тьма поглотила все знакомые предметы. Пол под Мартой исчез, а кресло, на котором она сидела, балансировало лишь на кончиках своих четырех ножек.
— Скажи, кто ты такой?
Несмотря на шум в ушах, похожий на бегущую реку, она как будто уловила размеренное дыхание Томаса, медленный и ровный вдох, потом выдох, точно он заснул стоя, и Марта прислушалась: может, он идет к ней или, наоборот, уходит дальше.
— Эта история не про меня, хозяйка, — прозвучал прямо у нее над головой его голос. — Это про вас.
Он ловко прошел мимо Марты, не задев кресла и ничего другого из мебели, и только доски пола заскрипели в такт его шагам да в воздухе повеяло запахом его тела.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Энн Картер стояла за столом, уставленным всяческой снедью, и с удовлетворением наблюдала за посетителями таверны, коих было около тридцати. Эти люди ели свой ужин, запивая его изрядным количеством вина. Практически все они были портовыми грузчиками — разгружал тюки, ящики и бочки с лодок и барж, доставлявших товары прямиком с больших торговых судов, что стояли на якоре вниз по Темзе.
По сравнению с другими рабочими доков эти вели себя тихо: пили эль, ели хлеб и, шатаясь, уходили поспать несколько часов в своих потрескавшихся койках, прежде чем вновь приняться за работу еще до рассвета.
Энн внимательно следила за человеком, удобно устроившимся у дальней стены, поближе к огню, и, когда он приподнял голову, чтобы оглядеть помещение, она выразительно покачала головой. Он потягивал эль все из той же кружки уже больше часа, и она настойчиво потерла друг о друга два пальца, давая ему понять, что после первой пора бы заказать вторую и дать хозяйке заработать, а нет, так идти отсюда куда подальше. Человек усмехнулся, еще глубже спрятав подбородок в плащ, но даже не подумал последовать ее совету.
В дверь тихо постучали, и она, вздохнув, оставила свой пост у стола и пошла открывать. Тихие-то гости тихие, но вполне могли стащить пирог или несколько устриц, когда за едой нет присмотра. Главный вход в таверну закрывала тяжелая, обшитая железом дверь, и, если погода была не слишком плохая, она оставалась открытой в часы работы заведения. Но сейчас дул холодный, пронзительный ветер, расчистивший себе дорогу с востока на запад, с берегов Нормандии, и Энн, опасаясь дождя, пораньше заперла дверь на засов. На пороге стоял мальчик, с трудом державший обеими руками ведро, в котором бились и закручивались в темные кольца живые угри.