Жена, любовница и прочие загогулины
Шрифт:
– Нет-нет, никакой проблемы. Просто перед этим ты говорил, что у вас это было всего один раз. А теперь получается – несколько. Так где же правда-то, Коленька?
– Ой, да чего ты к словам цепляешься? – Чуб перевёл взгляд с лица Марии на бездвижно высившиеся у неё за спиной изумрудные купы деревьев. – Ну, было два или три раза, я точно не помню. Давным-давно всё случилось, я уже двадцать раз успел про свои дела с Чугункой запамятовать, а ты придираешься к цифрам. Тоже мне, нашла ребус, чтобы забивать себе голову!
На самом деле Ирка Чугунова не успела достаточно поблекнуть в его памяти. Но какая разница, если спустя
– Ладно, – сделала милостивое лицо Мария. – Это я так, ради шуточного настроения тебя подначивала, поэтому можешь не воображать, что ревную. Ты правильно говоришь: прошлое давно закончилось, нечего о нём беспокоиться. Теперь начинается будущее, а в нём у нас всё будет нормально, уж я постараюсь.
– Вот и старайся, молодец, – одобрительно потряс он головой. – Будем двигаться прямым курсом и не думать о плохом. Раз так решили – значит, всё! Обойдёмся без лишней памяти, ясно?
– Ясно, миленький.
На этом бы разбирательство наверняка закончилось (Чуб успел хорошо узнать характер Машки: после любых неблагоприятностей она старалась не держать подолгу сердце ни на кого, и первым делом это касалось его собственной персоны). Однако тут Егору Палычу стукнуло в голову объявить белый танец; а Ирке взбрендило снова подойти пригласить Чуба… Если быть точнее, пригласить его она не успела. А лишь шагнула к Чубу и, призывно протянув руку, едва открыла рот в понятной перспективе близких звуков приглашения. Этого оказалось достаточно для последней капли на Машкины нервы, ещё не остывшие от неумело замаскированной ревности. Она взвилась с места и – с криком: «Ах, ты, с-суковатина подзаборная, мало тебе мужиков холостых, так ты ещё и на моего мужа подвешиваешься!» – вцепилась ногтями в Иркино лицо. И принялась стремительно, с неистовой звериной яростью раздирать кожу на лбу и щеках своей мнимой соперницы, норовя повредить ей глаза.
Гости – те, которые находились поближе – бросились оттаскивать Машку. Однако это было не так легко сделать: новобрачная бешено сопротивлялась, кусаясь и лягаясь наугад, словно китайский отшельник, обученный драться с невидимой тенью в слепом пространстве. В результате со всех сторон возникли новые крики боли и разнополые матюги.
– Не тронь мою жену! – возмущённо заорал какой-то малоотчётливый мужик и схватил Марию сбоку за волосы.
Этого уже не стерпел Чуб. Он знал, что в подобных случаях подавать голос бесполезно, потому не стал напрягать горло, а просто подскочил к мужику и изо всех сил врезал ему ногой в мягкое брюхо, а потом, не останавливаясь, – уже удобно согнувшемуся – засадил коленом по зубам.
…Через несколько минут Ирка с залитым кровью лицом повела со двора корчившегося супруга. Тот тихо постанывал, держась за живот, и выхаркивал содержимое переполненного желудка.
Все вокруг бросались неравновесными словами, слабо соответствовавшими не только друг другу, но и самим себе, и от этого общий беспорядок угасал медленнее, чем хотелось. Вестимо, характеры у людей разные: что иному грубо, то другому любо; а буза и прочие несуразности – это ничего. Дурацкое дело нехитрое, но маловредное. Главное, что обошлось без чрезмерных повреждений. Нашумели, встрепались нервами, да тем размолвку и повершили.
Перед Иркой было немного неловко.
Как бы там ни было, а усевшись за стол, запыхавшийся Чуб во встрёпанном костюме и Машка с изгвазданным в крови подолом свадебного платья – каждый по-своему – ощутили нечто наподобие усталого удовлетворения.
Серьёзной обиды на жену у Чуба возникнуть не могло. Оттого что вовсе не удалившаяся со свадьбы Ирка явилась причиной скоропалительной бабьей драки, а Машкино невысказанное понимание мужской сути, проще которой мало что можно отыскать на свете. В свете живого примера это выглядело так, что Чубу хотелось попробовать не только любую более-менее симпатичную представительницу слабого пола, появлявшуюся в его поле зрения, но и каждую женскую конструкцию приемлемого вида, возникавшую у него в воображении. К сожалению, осуществить желаемое он не имел вариантов – разве только во сне, да и то не всегда. Физически же оставалось за неимением выбора довольствоваться близкой возможностью в лице Марии.
Так они и сидели бок о бок за свадебным столом: разговаривали с гостями, отвечали на разносторонние улыбки, выпивали и закусывали, поцокивая алюминиевыми вилками об тарелки и зубы, и думали каждый о своём. Несколько раз Чуб бросал взгляды на дымчато-безвидное, свободное для фантазий небо и улыбался широте природных возможностей. Однако нырять в омут чрезмерных фантазий остерегался: мгновенно спохватывался и возвращался к беседе и трапезе.
Микола Дятлов обретался среди гостей, но далековато от новобрачных. После каждого тоста он, выпив рюмку, неизменно подмигивал – то ли Чубу, то ли Машке, то ли обоим сразу. Может, он и сам не задумывался об адресатах своих однообразных усилий, а просто подмигивал от удовольствия, это было на него похоже. Да ещё кривлялся. С каждым тостом всё усерднее; до тех пор пока не набрал критический литраж – затем упал со стула. Мужики унесли его с глаз долой, ничего страшного, со всяким может статься на свадьбе.
Машка подкладывала в тарелку Чуба то одно, то другое, то третье; а он механически ел всё это, хотя не особенно хотелось. Постепенно его мысли, сбившись в кучу, потеряли контраст и уплыли куда-то в сторону; в уме не осталось ничего, кроме соображения о нелепости всего происходящего. Впрочем, нельзя исключить, что это было не его собственное, а чьё-то постороннее соображение, навеянное случайным сквозняком. Оно показалось до того неожиданным в своей простоте, что захотелось его высказать.
– Слышь, Маша, – шепнул Чуб, склонившись к её уху. – Тебе не кажется, что свадьба у нас получается какая-то шутовская?
– Совсем не кажется, – негромким, но твёрдым голосом проговорила она. – А если кому-то с пьяных глаз даже и покажется, что шутовская, то всё равно я-то знаю, что не шутейная, мне этого достаточно.
– Ишь, какая ты у меня серьё-о-о-озная женщина, – с благодушной усмешкой он под столом погладил Машку по бедру. Затем переместил ладонь ей на колено и, поколебавшись, предложил:
– Может, давай сходим в хату, посчитаем, сколько нам сегодня денег надарили?
– А давай посчитаем, – готовно согласилась она.