Жена нелегала
Шрифт:
Кроме того, было и еще одно обстоятельство, в котором Данилину было стыдно самому себе признаваться. Но, если быть до конца честным, разве не щекочет слегка самолюбия, что вот такая сильная и привлекательная женщина, как Ольга, так из-за него с ума сходит? Такие сильные эмоции, такую ненависть к сопернице испытывает, что не может даже полностью с собой совладать? «Это нечто атавистическое, и у нее, и у меня, — утешал себя Данилин, — а с древними инстинктами, на генетическом уровне заложенными, бороться сложнее всего».
И еще Данилину очень хотелось сказать: «Оля! Ты такая красивая! Такая
Но ничего этого вслух Данилин не говорил, а сам себе отвечал: «У женщин это по-другому, видно, устроено. Не могут ничего позитивного эти воспоминания у нее вызывать, наоборот. Чем лучше было тогда, тем хуже сейчас, тем горше и обиднее. Поэтому лучше даже и не напоминать ни о чем, а терпеть, терпеть и терпеть».
Но когда Ольга заходила слишком далеко, его, конечно, коробило. Как сегодня, например.
— Ну и зачем, скажи, тебе твоя вислозадая голову морочит?
Тут терпение Данилина лопнуло.
— Слушай, так не пойдет! Ты сама себя унижаешь, когда говоришь в таком тоне. Это невозможно. Я и Тане не даю оскорбительно говорить о тебе.
— Вот уж не поверю! То есть, может, ты что-то такое и бурчишь себе под нос, но станет она тебя слушать, как же!
— Можешь не верить. Но если что-то неподобающее говорится, я просто прерываю разговор и ухожу в другую комнату. И, кстати, ей до тебя далеко — по остроте выражений. Уйти из собственного кабинета я не могу. Так что придется выйти тебе.
— Нет, но я просто хотела сказать…
— Нет, не буду слушать! Извинись или уходи!
Ольга смотрит недоверчиво: насколько серьезно сердится Данилин? Кажется, на этот раз всерьез.
— Ну ладно, ладно, извини. Не сдержалась, но пойми: ты совершаешь большую ошибку. И зря ее слушаешь. Она не понимает, видимо, что выставляет тебя на посмешище… Да над тобой уже полредакции хихикает… Тоже мне, нашел шпионский триллер…
— Погоди, погоди, — прервал ее Данилин. — Татьяна здесь совсем ни при чем.
Ольга морщится: даже просто звук этого имени вызывает у нее глубинное раздражение. Сама же она просто не может себя заставить его выговорить. Говорит: «она», «ее», «у нее». Или вот: «вислозадая». Гадость какая…
Но примерно то же самое было и с другой стороны. Таня, правда, до оскорбительных эпитетов не опускалась, сказывается все же воспитание, как-никак в семье профессора росла, а не в далеком армейском гарнизоне. Но тоже никогда не могла сказать: «Ольга». Тоже употребляла местоимения. А еще придумала странную географическую кличку — называла ее «Австралия». Потому, кажется, что как-то случайно услыхала, как та с восторгом
Данилину нужно было срочно придать разговору какое-то другое направление.
— Ну послушай! Разве не пригодилось бы нам сейчас хорошенькое расследование? С продолжениями, в нескольких номерах, а? Со всякими такими подробностями загадочными?
— Чепуха! Никого эти байки времен «холодной войны» больше не волнуют…
«Нет, у Ольги поддержки я не найду. Для нее теперь вся эта история накрепко связана с Татьяной. Но и с другой стороны — будто зеркальное отражение. Таня тоже теперь ни за что не отступится, потому что Ольга стоит на противоположном. Заочная дуэль какая-то. Только этого мне не хватало!»
Но по инерции продолжал попытки Ольгу уговорить.
— Представь себе на секунду, что то, что описано в письме, произошло в действительности. И вообрази, что этого Карла на самом деле похитили и вывезли в Союз. И что он все еще жив, и мы сможем его найти… И привезем Джули сюда с дочерью и устроим им встречу. И напечатаем фотографии. И серию очерков с продолжением в нескольких номерах. Да разве не круто?
— Да не так чтобы очень. У нас тут девальвации, гиперинфляции, попытки переворота, обстрел парламента. Зарплаты годами не платят. Кому нужны в такое время старые шпионские сказки?
— Ну почему же непременно — сказки?
— А потому! Я тебе тоже шпионскую историю расскажу про моего дядю Сережу-покойника.
— Это сводный брат твоего отца, кажется? — обрадовался Данилин передышке. Пускай, пускай новеллу какую-нибудь расскажет, может, отвлечется и успокоится.
— Да, он был на много лет его старше. После войны, при Сталине еще, жил в Баку. Так вот однажды приходит он домой со своего нефтехимического завода и говорит Миле, жене своей, шепотом: вызывали меня сегодня кое-куда. Куда — кое-куда? Не понимает жена. Туда, куда надо, в органы! Мила чуть в обморок не падает. А дядя Сережа ей говорит: предлагают мне сотрудничать — чтобы я время от времени специальные задания в Иране выполнял. Я же химик по образованию — ты понимаешь… Ну и что ты? — спрашивает жена. Не знаю, не знаю, сказал, что подумаю. А они? А они говорят: думай быстрей, а то пожалеешь. Испугалась Мила окончательно и стала мужа уговаривать: соглашайся, в Иране, может, и опасно, но с КГБ поссориться — это намного, намного опаснее!
— Эта организация в те годы МГБ называлась — Министерство госбезопасности, — встрял Данилин.
— Не сбивай! Какая разница — КГБ, МГБ… Одно и то же.
— Извини, действительно несущественно. Их сто раз переименовывали. Так что твой дядя Сережа? Согласился?
— Ну, вроде как, да. Уговорила его тетя Мила. А он все ходил озабоченный такой, хмурый и повторял: «Может, не стоит, а? Может, отказаться? Я же могу не справиться!» В общем, колебался, колебался, потом сказал с отрешенным видом: «Ну, раз ты так считаешь…» Дескать, на что только не пойдешь ради семьи и жены. «Только ты никому никогда ни слова! А то сама понимаешь… И лишних вопросов мне не задавать». И с тех пор повелось: пару раз в месяц, а то и чаще, собирала ему Мила чемоданчик, курочку в дорогу, и он исчезал — когда на несколько дней, а когда и на неделю.