Жена путешественника во времени
Шрифт:
– Например?
– Например, он бесчисленное количество раз запирал квартиру, чтобы я не мог попасть внутрь, в любую погоду. А я, например, как-то выкинул ключи от его машины в реку. Вот так.
– Но почему?
– Я не хотел, чтобы он разбился. Он был пьян. Алисия, Марк и Клэр смотрят на меня и кивают.
Они все прекрасно понимают.
– Пора спать, – говорит Алисия, мы выходим из кухни и расходимся по комнатам, пожелав друг другу спокойной ночи.
КЛЭР: 3:14 утра на моем будильнике, и только я начала согреваться в холодной постели, как открывается
– Привет,– шепчу я.
– Привет, – шепчет в ответ Генри.
– Это плохая мысль.
– У меня в комнате так холодно.
– Ой!
Генри дотрагивается по моей щеки, и я стараюсь не содрогнуться. Пальцы у него просто ледяные. Я растираю их своими ладонями. Генри поглубже зарывается в одеяла, а я прижимаюсь к нему, пытаясь согреть.
– Ты в носках? – тихо спрашивает он.
– Да.
Он ныряет вниз и стягивает их с моих ног. Через нескольких минут, наполненных писком и возней, мы оба оказываемся голыми.
– Где ты был, когда исчез из церкви?
– В своей квартире. Через четыре дня, минут пять посидел.
– Почему?
– Усталость. Напряжение.
– Нет, почему там?
– Не знаю. Что-то не так сработало. Может, в управлении полетами во времени решили, что там я буду больше к месту. – Генри зарывает пальцы в мои волосы.
За окном светает.
– Счастливого Рождества,– шепчу я.
Генри не отвечает, я лежу в его объятиях, думая о многочисленном воинстве небесном, прислушиваясь к его размеренному дыханию и стуку своего сердца.
ГЕНРИ: Рано утром я встаю в туалет; стоя в уборной Клэр и сонно отливая при свете медного ночника, я слышу женский голос: «Клэр?» – и прежде чем до меня доходит, что он идет из-за двери, ведущей, как я думал, в кладовку, дверь открывается, и я оказываюсь абсолютно голый перед носом Алисии. «О!» – вскрикивает она, когда я запоздало хватаю полотенце, чтобы прикрыться. «О Алисия, привет», – шепчу я, и мы оба ухмыляемся. Она исчезает в своей комнате так же быстро, как и появилась.
КЛЭР: Я дремлю, прислушиваясь к звукам просыпающегося дома. Нелли что-то напевает в кухне и гремит сковородками. Кто-то идет по коридору мимо моей двери. Я поворачиваюсь: Генри по-прежнему крепко спит, и внезапно я понимаю, что должна его отсюда выгнать, пока никто не увидел.
Я высвобождаюсь от Генри и одеял и осторожно вылезаю из кровати. Поднимаю с пола свою ночную рубашку и только собираюсь натянуть ее через голову, как Этта говорит:
– Клэр! Проснись и пой! Рождество! – и просовывает голову в двери.
Я слышу, как Алисия зовет Этту, и, вынимая голову из пижамы, вижу, что Этта поворачивается и что-то ей говорит. Поворачиваюсь к постели: Генри нет. Пижамные штаны лежат на ковре, и я пинком отправляю их под кровать. Этта заходит в комнату в своем желтом купальном халате, косы болтаются на плечах. Я говорю: «С Рождеством!», и она начинает рассказывать что-то о маме, но я едва слушаю, опасаясь, что Генри может материализоваться перед Эттой.
– Клэр? – подозрительно смотрит на меня Этта.
– Что? О, прости. Наверное,
– Иди пить кофе.– Этта убирает кровать. Выглядит озадаченной.
– Я уберу сама, Этта. Иди вниз.
Этта подходит к другой стороне кровати. В комнату просовывает голову мама. Выглядит она прелестно, такая спокойная после бури прошлой ночи.
– С Рождеством, дорогая.
Я подхожу к ней и целую в щеку.
– С Рождеством, мама.
Очень трудно злиться на нее, когда она такая привычная, такая милая мама.
– Этта, не спустишься со мною вниз? – спрашивает мама.
Этта сминает подушку обеими руками, и следы от наших двух голов исчезают. Смотрит на меня, подняв брови, но ничего не говорит.
– Этта?
– Иду…– Этта торопится следом за мамой. Закрываю за ними дверь, облокачиваюсь на нее и тут вижу, как из-под кровати выкатывается Генри. Встает и начинает надевать пижаму. Я запираю дверь.
– Где ты был? – спрашиваю шепотом.
– Под кроватью, – шепчет в ответ Генри, как будто я спросила очевидную глупость.
– Все время?
– Да.
Не знаю почему, но мне это кажется ужасно смешным, и я начинаю хихикать. Генри прижимает ладонь к моим губам, и вскоре мы оба трясемся от беззвучного хохота.
ГЕНРИ: Рождество странно спокойно после ураганов прошлого дня. Мы собираемся у елки, немного застенчивые, в купальных халатах и тапочках, подарки уже открыты, восторги выражены. После бурных взаимных благодарностей садимся завтракать. Потом наступает затишье, потом рождественский ужин, все восхищаются Нелли и ее кальмарами. Все улыбаются, ведут себя идеально и так же выглядят. Мы – образец счастливой семьи, реклама для буржуазии. Мы едим все то, о чем я так мечтал, сидя в ресторане «Веселый котелок» с папой, мистером и миссис Ким и притворяясь, что мне все очень нравится, в то время как взрослые настороженно на меня смотрели. Но даже когда мы, сытые, отправляемся в гостиную, смотрим футбол по телевизору и читаем книги, которые друг другу подарили, и пытаемся разобраться с подарками, которые требуют батареек и/или розетки, ощущение натянутости не проходит. Кажется, как будто где-то, в одной из дальних комнат дома, было подписано соглашение о прекращении огня, и теперь все стороны пытаются следовать ему, по крайней мере, до завтра, по крайней мере, пока новое соглашение о вооружении не войдет в силу. Мы все играем, притворяемся расслабленными, воплощаем образы идеальной матери, отца, сестер, брата, молодого человека и невесты. Я вздыхаю с облегчением, когда Клэр смотрит на часы, встает с дивана и говорит:
– Пойдем, пора к Лауре.
КЛЭР: Когда мы приходим, у Лауры вечеринка уже в разгаре. Генри напряжен, бледен, и как только мы снимаем куртки, направляется за выпивкой. Я после выпитого вчера вина все еще сонная, поэтому качаю головой, когда он спрашивает, что мне принести, и он приносит мне колу. Свое пиво он держит с таким видом, как будто это опора в жизни.
– Ни при каких обстоятельствах не бросай меня на поле брани одного, – требует Генри, глядя через мое плечо, и прежде чем я успеваю повернуться, около нас уже стоит Хелен. На секунду наступает неловкое молчание.