Жена путешественника во времени
Шрифт:
Мы осторожно направляемся через кухню, как Леви-Стросс к парочке людоедов. Джоди и Бобби выглядят бодливо, словно олени на канале «Природа».
– Эй, привет, Джоди, Бобби.
– Привет, Клэр,– отвечает Джоди.
Я знаю ее всю жизнь, но она вдруг смущается, и я решаю, что неопанковский наряд – это, наверное, идея Бобби.
– Ребята, у вас какой-то скучающий вид, и я привела Генри познакомиться. Ему нравится, как вы… одеты.
– Привет, – говорит Генри ужасно смущенно. – Я просто хотел спросить, мне интересно: а что вы слушаете?
– Слушаем? – переспрашивает
– Музыку. Какую музыку вы любите?
– Ну,– расцветает Бобби.– «Sex Pistols»,– говорит он и замолкает.
– Конечно, – кивает Генри.– A «Clash»?
– Да. И еще – «Nirvana»…
– «Nirvana» – это здорово.
– «Blondie»? – говорит Джоди, как будто ответ может быть неправильным.
– Мне нравится «Blondie», – говорю я. – А Генри нравится Дебби Харри.
– «Romance»? – спрашивает Генри. Они одновременно кивают. – А как насчет Патти Смит?
И Джоди, и Бобби глядят непонимающе.
– Игги Поп? Бобби качает головой.
– «Pearl Jam»? – продолжает Генри.
– У нас здесь не так много радиостанций, – вмешиваюсь я. – У них просто нет возможности узнать о них всех.
– Ясно, – отвечает Генри. – Слушайте, вы хотите, чтобы я вам кое-что записал? Чтобы вы послушали?
Джоди пожимает плечами. Бобби кивает, серьезно и взволнованно. Я достаю из сумочки бумагу и ручку. Генри садится за кухонный стол, Бобби пристраивается с другой стороны стола.
– Ну вот, – говорит Генри. – Придется вернуться в шестидесятые, так? Начните с «Velvet Underground», Нью-Йорк. Потом прямо сюда, в Детройт, тут у нас «MC5», Игги Поп и «Stooges». И потом обратно в Нью-Йорк, и тут «New York Dolls», «Heartbreakers»…
– Том Петти? – спрашивает Джоди. – Мы о нем слышали.
– Э, нет, это совсем другие «Heartbreakers»,– объясняет Генри.– Большинство из них умерли в восьмидесятые.
– Разбились на самолете? – спрашивает Бобби.
– Героин,– поправляет Генри.– В общем, тут «Television», Ричард Хелл, «Voidoids» и Патти Смит.
– «Talking Heads»,– добавляю я.
– Хм. Не знаю. Ты думаешь, они правда панки?
– Они там были.
– Хорошо,– Генри добавляет их в список.– «Talking Heads». Итак, потом мы переходим в Англию…
– Я думал, панки появились в Лондоне, – говорит Бобби.
– Нет, конечно, – отвечает Генри, отодвигая свой стол.– Некоторые, включая меня, полагают, что панки – просто последнее проявление этого духа, чувства, знаешь, что все вокруг неправильно и все настолько плохо, что единственное, что мы можем сделать, это просто повторять: «К черту», снова и снова, очень громко, пока кто-нибудь нас не остановит.
– Да, — тихо говорит Бобби, его лицо светится почти религиозным жаром под взлохмаченными волосами.– Да.
– Ты разлагаешь мальчишку, – говорю я Генри.
– О, он бы и так туда попал, без меня. Разве нет?
– Я пытаюсь, но это нелегко здесь.
– Я это ценю,– говорит Генри. И продолжает список.
Я смотрю через его плечо. «Sex Pistols», «The Clash», «Gang of Four»,
– Генри, они не смогут ничего из этого найти здесь.
Он кивает и быстро записывает внизу страницы номер телефона и адрес «Винтедж-Винила».
– У вас магнитофон есть?
– У родителей есть, – отвечает Бобби. Генри морщится.
– А что тебе действительно нравится? – спрашиваю я Джоди.
Мне кажется, что она выпала из разговора во время ритуала зарождения мужской дружбы между Генри и Бобби.
– Принс,– признается она.
Мы с Генри одновременно выкрикиваем: «Ух ты!» – и я начинаю во весь голос петь «1999». Генри подскакивает, и мы начинаем шуметь и греметь всем подряд на кухне. Лаура слышит нас, выбегает поставить кассету, и все начинают танцевать.
ГЕНРИ: Мы едем обратно от Лауры.
– Что ты молчишь? – спрашивает Клэр.
– Я думаю об этих ребятах. Младенцах-панках.
– Да уж. И что?
– Я пытался понять, что могло заставить того парня…
– Бобби.
– …Бобби – резко повернуть, подсесть на музыку, которая была написана в тот год, когда он родился…
– Ну, мне «битлы» очень нравились,– замечает Клэр. – Они распались за год до моего рождения.
– Да, ну и все же почему? В смысле, тебе нужно было тащиться от «Depeche Mode», или Стинга, или еще кого-нибудь. Бобби и его подруга хотят вырядиться почуднее, должны слушать «The Cure», но вместо этого ударились в панк, хотя они ничего об этом не знают…
– Уверена, основная причина – позлить родителей. Лаура рассказывала, что отец не разрешает Джоди выходить в таком виде из дома. Она кладет все в рюкзак и переодевается в женском туалете в школе, – говорит Клэр.
– Но именно так все и поступали, тогда, раньше. В смысле, это полностью провозглашает твой индивидуализм, это я понимаю, но зачем отправляться за ним в семьдесят седьмой год? Им следовало заворачиваться во фланелевые пледы.
– Какое тебе дело? – спрашивает Клэр.
– Это меня угнетает. Напоминает, что мое время умерло, и не просто умерло, а уже забыто. Ничего из этого больше не гоняют по радио, и я не могу понять почему. Как будто этого никогда не было. Поэтому я так радуюсь, когда вижу, что дети притворяются панками. Я не хочу, чтобы это исчезло без следа.
– Ну, ты всегда можешь вернуться назад. Большинство людей привязано к настоящему; ты же можешь возвращаться туда снова и снова.
– Просто грустно, Клэр, – отвечаю я, подумав. – Даже когда со мной случается что-то классное, например, я попадаю на концерт, который никогда не увижу снова – может, потому что группа распалась или кто-то умер, – мне грустно оттого, что я знаю, что произойдет.
– Но как это отличается от всего остального в твоей жизни?
– Никак.
Мы подъезжаем к частной дороге, ведущей к дому Клэр. Сворачиваем.