Жена самурая
Шрифт:
Наоми встрепенулась и села на футоне, глядя на мужа широко распахнутыми глазами. К тому дню в поместье остались лишь представители четырех великих кланов.
— Вы обо всем договорились? — спросила она напряженным шепотом.
Ее длинные волосы спутанными прядями стелились по ее правому плечу, кончиками щекоча грудь. В ночной темноте ее молочно-белая кожа и светлый хададзюбан выделялись ярким пятном, светясь изнутри мягким, серебристым светом.
— Договорились… — эхом отозвался Такеши.
По его выражению лица невозможно было определить,
— Дайго-сан приглашает нас погостить, когда Хоши подрастет. Говорит, будет хорошо, если дети познакомятся пораньше, — и Такеши фыркнул. — Не могу только понять, с какой поры он обеспокоился союзами вслепую, — он лежал навзничь, положив под голову правую руку и ленивым взглядом следил за причудливыми тенями на потолке.
Наоми вздохнула. Ее девочка однажды выйдет за внука старика, оказавшегося самым большим интриганом в их поколении…
— Если хочешь, можешь пойти вместе со мной, — Такеши чуть повернул к ней голову, ловя взгляд, и Наоми энергично кивнула несколько раз подряд.
Она вновь легла на бок, устроив щеку на сложенных ладонях, и некоторое время задумчиво смотрела на Такеши.
— Кто станет сёгуном?
На его губах мелькнула усмешка.
— Тот, кто наиболее достоин.
Наоми мысленно закатила глаза.
— Отчего ты не расскажешь, если все уже решено?
Такеши молчал столь долго, что она уже потеряла надежду услышать ответ. Его грудь мерно вздымалась в такт спокойному дыханию, а небрежно накинутая простынь не скрывала на ней ни давнего клейма, ни уродливых шрамов.
— Все будет решено, когда глашатаи разнесут эту весть по всей стране, — наконец, проговорил он. — Имя сёгуна сейчас — это тайна, которой нет равных. За лишнее слово можно заплатить жизнью.
— Я не понимаю… Раньше сёгун лишь помогал Императору в управлении страной, разве нет? Но теперь Како-сан говорит, что он будет созывать армию?..
— У него будет единственная армия в стране, — поправил Такеши. — Раньше было так, как ты говоришь. Но власть Императора себя исчерпала, — его губы скривились в уничижительной усмешке. — Только посмотри на него!.. Совсем обезумел от денег и женщин, отдал все управление на откуп советникам да чиновникам. Он давно лишился чести.
— Так будет то же самое? — Наоми не отводила от мужа внимательного взгляда. — Только вместо Императора теперь будет сёгун?
— Это будет сёгун, избранный нами, — Такеши выделил голосом последнее слово. — И довольно разговоров об этом. Хватит уже того, что Како-сан болтает без умолку.
Прикусив язык, Наоми подавила всплеск раздражения. Еще не хватало сравнивать ее с этой Асакура! Ее недовольство было столь сильно, что она решила приберечь радость, которой хотела поделиться с Такеши.
Она расскажет ему о том, что ее лунные крови не приходят вот уже второй месяц, потом.
А через неделю по всей стране разошлись письма с именем нового сёгуна. Им стал Нарамаро Татибана.
*****
Несколько дней назад
—
Он стоял, повернувшись к Такеши спиной, и стучал пальцами по деревянной окантовке длинной ширмы, разделявшей просторную комнату на две части. В одной из них следовало заниматься делами, и там находился низкий столик с принадлежностями для каллиграфии, в отдельной деревянной шкатулке лежали свитки и исписанные листы бумаги. В другой же половине следовало отдыхать, и там на татами стоял поднос с бутылью саке, несколько чашек и легкие закуски в многочисленных пиалах.
Скрестив перед собой ноги*, Такеши сидел на дзабутоне, привалившись спиной к стене, и наблюдал за перемещениями Нарамаро по комнате. Рядом с ним стояла почти нетронутая чашка саке.
Вокруг царил полумрак, который разрезали неяркие всполохи огня в масляных лампах тодаи*. Раздвижные окна сёдзи* сейчас были закрыты, и плотная бумага васи* не пропускала внутрь наружный свет. Впрочем, по расчетам Такеши уже давно наступил вечер, хотя этот разговор с Нарамаро они начали вскоре после полудня.
Он намеренно приехал в поместье друга за несколько дней до свадьбы, рассчитывая успеть все обсудить до церемонии. Но вот уже два дня как завершилось торжество, и идут праздничные трапезы, а между ними еще нет договоренности.
— Сёгуном должен быть ты, — Нарамаро повернулся к нему — хмурое лицо, плотно сжатые губы, сведенные на переносице брови.
Они обсуждали это не раз, и не два, и не три. Они говорили столько, что в скором времени Такеши ожидал появления мозолей на языке. Больше всего ему хотелось закатить глаза, но он сдержался.
— Калека, который возглавляет самую большую армию в стране? Мы станем посмешищем в глазах других кланов. А они должны нас бояться.
— Такеши, ты же знаешь, мои амбиции никогда не простирались так далеко. К чему обманывать друг друга? — Нарамаро провел ладонью по лицу, словно пытался избавиться от навалившейся за последние дни усталости. — Я всегда знал, какое место хочу занимать в нашем альянсе, и не стремился к чему-то бОльшему.
— Мы все в итоге получили совсем не то, к чему стремились, — Такеши перевел взгляд на задвинутые сёдзи, остро желая вдохнуть свежего воздуха.
Он поднялся и, подойдя к окну, раздвинул деревянную раму. Вечерняя прохлада ворвалась в комнату, заполнив ее всю — от татами до невысокого потолка. В масляных лампах затрепетал огонь, несколько свитков, подхваченные порывами ветра, заскользили по полу. Такеши сделал глубокий вдох и запрокинул голову: десятки звезд рассыпались по черному, без единого облака небу. До него доносился стук дзори по деревянному полу — самураи охраняли дом главы поместья, слышались в отдалении разговоры.
— Я чувствую себя… знаешь, будто я беру что-то, что по праву принадлежит не мне. Будто беру чужое. Будто беру что-то твое, — вздохнув, Нарамаро развел руками. Он улыбался глупости своих же мыслей, и от этого становился похожим на безусого мальчишку.