Жена самурая

Богачева Виктория

Хоши смотрела на него, распахнув глаза.

— Я увижу Санэтомо-куна?

Такеши сомневался, что его маленькая дочь в полной мере осознает, кем для нее является внук Дайго-сана. Пока он для нее — лишь мальчишка, которого она никогда не видела, но с которым ей до жути любопытно познакомиться, ведь не у каждой девочки ее возраста уже есть жених!

— Вероятно, да, — легкая улыбка тронула губы Такеши.

Его дочь — совсем еще дитя. Глядя на нее, он каждый раз вспоминал о том, что давно забыл — о том, какими непосредственными бывают дети.

—

С чего начался род Асакура?

Дитя или нет, его дочь должна быть готова встретиться с Асакура. И прежде всего она должна знать историю клана.

— С Асакура-но Макото, — торопливо ответила Хоши. — Он был седьмым сыном Императора Сага и первым, кому Император Сага даровал фамилию Асакура.

Отложив в сторону палочки, она с волнением смотрела на отца и боролась с желанием прикусить губу. Истории великих родов ее начали учить год назад, но Хоши до сих пор путалась в именах и датах — они казались ей такими одинаковыми!..

— Сколько он насчитывает ветвей?

— Двадцать одну, по имени каждого из императоров, кому наследовала та или иная ветвь, — с замиранием сердца сказала Хоши. Она догадывалась и боялась следующего вопроса отца.

— Назови их.

В свое время Такеши сбился на самой последней, чем заслужил наказание отца.

— Сага Гэндзи, Сэйва Гэндзи, Монтоку Гэндзи, Коко Гэндзи, Дайго Гэндзи, Мураками Гэндзи, Уда Гэндзи, Ниммё Гэндзи, Ёдзэй Гэндзи, Рэйдзэй Гэндзи, Кадзан Гэндзи, Сандзё Гэндзи, — монотонно начала перечислять Хоши, изо всех сил стараясь не бояться и не запнуться.

Такеши внимательно следил за ней с бесстрастным выражением лица.

— Го-Сандзё Гэндзи, Го-Сиракава Гэндзи, Дзюнтоку Гэндзи, Го-Сага Гэндзи, Огимати Гэндзи, — Хоши сделала короткую паузу, чтобы вдохнуть воздуха и облизать пересохшие в одно мгновение губы. И с ужасом поняла, что забыла, забыла остальные имена!..

Повисшая тишина показалась Хоши по-настоящему страшной. Как и многие, она больше боялась молчания отца, нежели его слов.

— Семнадцать, — выждав пару минут, сказал Такеши.

Из-под упавших на лоб смоляных волос Хоши бросила на него взгляд раненого оленя.

— Я не могу вспомнить, — мертвым голосом призналась она и сердито тряхнула головой.

Когда его дочь огорчалась, Такеши понимал, почему его отец всегда говорил, что воспитание мальчишек дается проще.

— Как ты думаешь, почему я требую от тебя все это знать? — он отодвинул в сторону пиалу, отложил палочки и скрестил на груди руки. — Зачем ты учишь историю и имена давно умерших людей?

На лице Хоши, явно не ожидавшей продолжения разговора, мелькнуло секундное замешательство. Раньше она никогда не задумывалась об этом — делала и учила то, что велели наставники и родители. Но раз отец спрашивает, едва ли его удовлетворит подобный ответ.

— Потому что это история великих кланов. Я должна ее знать.

Такеши качнул головой, и Хоши поняла, что не угадала с ответом.

— Потому что прошлое определяет наши поступки в настоящем. Потому что если

пять, семь поколений назад самураи из разных кланов повздорили, эти кланы и сейчас будут об этом помнить. Если сто лет назад кланы заключили союз, то настанет момент, когда их наследников призовут исполнить некогда данную клятву. Потому что право на кровную месть не иссякнет ни с годами, ни с десятилетиями.

Такеши поймал взгляд завороженно слушавшей его дочери, чтобы убедиться, что она понимает.

— Ты вырастешь и однажды станешь женой главы могущественного клана. И ты должна будешь очень хорошо помнить историю, и историю не только клана Асакура, чтобы жить в настоящем. В свое время твою мать не обучили должным образом, и теперь Наоми учится каждый день.

Он говорил спокойно и размеренно — как привык говорить на встречах бакуфу и на советах, желая быть не только услышанным, но и понятым. И дочь слушала его со всей детской внимательностью и сосредоточенностью, на которые была только способна. Но при упоминании матери во взгляде Хоши что-то блеснуло, и она поспешно заморгала, прикусив губу.

— Когда матушка поправится? Когда я смогу ее увидеть?

— Мы говорили об этом утром, и с того времени ничего не изменилось, — Такеши строго посмотрел на дочь. — Будет лучше, если ты направишь свои силы на занятия с наставниками, а не на пререкания и жалобы.

Глаза Хоши наполнились слезами. Она опустила голову так, чтобы темные волосы с двух сторон соскользнули ей на лицо и закрыли от взгляда отца.

Такеши пожалел о сказанном, едва только слова сорвались с губ. Он обошелся с дочерью несправедливо: она переживала за свою мать, и в этом не было ничего дурного. Хоши не виновата в том, что у него выдался на редкость дурной день.

Наоми, как же тебя не хватает.

— Я могу идти, отец? — тонким, звонким голосом спросила его дочь. Голосом, звенящим от сдерживаемых слез.

Она отодвинула от себя тарелку и палочки, которыми едва притронулась к еде, и по-прежнему смотрела на свои руки, стиснутые под низким столом в замок.

— Иди, — отрывисто кивнул Такеши, и Хоши буквально вылетела из комнаты, отбросив в сторону дзабутон* и не поблагодарив за ужин.

Когда за ней с громким шелестом захлопнулись раздвижные двери, он позволил себе глубокий вздох. Поставив на стол локти, он уткнулся лбом в сжатый кулак правой руки и прикрыл глаза. Он не умеет говорить с собственной дочерью. Умеет только бить словами и доводить до слез.

Такеши просидел в одиночестве довольно долго — за тонкими стенами постепенно стихли шаги слуг, и сменились самураи, которым предстояло хранить покой поместья ночью. Никто не посмел его потревожить, ничья рука не тронула раздвижные двери. Обычно лишь Наоми решалась нарушать его уединение, но сегодня он ее не ждал.

В сумрачной вечерней тишине Такеши издалека расслышал чужие шаги. Впрочем, Рю-сама, лекарь его жены, и не думал таиться, и не сделал и секундной паузы перед тем, как войти в комнату.