Жена самурая
Шрифт:
— Прошлой ночью сёсакан приказал двум досинам перевести Хосину в тайное место и охранять. Но досины — подчиненные и друзья ёрики, и он уговорил их его отпустить.
— Почему Хосина до сих пор не пойман?
— Он заставил досинов дать обещание, что они до рассвета не сообщат о побеге. Так что где теперь его искать, неизвестно. Япония велика.
Янагисава отвернулся, пытаясь справиться с нахлынувшей яростью. Хосина знает, кто мешает следствию, ведущемуся по распоряжению сёгуна, поэтому он представляет смертельную опасность. «Нужно было вчера его убить», — подумал канцлер, невольно испытывая
Янагисава повернулся к начальнику охраны:
— Казнить этих досинов за пренебрежение служебными обязанностями!
— Поздно. Они признались сёсидаю, что отпустили Хосину, и прямо в приемной совершили самоубийство.
— Пусть охранники тщательно прочешут город. Хосина не успел далеко уйти.
— Да, досточтимый канцлер. — Начальник стражи поклонился и ушел.
Янагисава прислонился к стене: его била дрожь. Усилием воли он заставил себя забыть о Хосине. Необходимо раскрыть убийство — восторжествовать над Сано. Они условились встретиться здесь в час петуха, чтобы обменяться информацией, а до того следует кое-что выяснить.
Янагисава поспешно снял официальную одежду и облачился в выцветшее синее хлопчатобумажное кимоно, синие штаны и соломенные сандалии, которые надевал для упражнений в боевых искусствах. Наряд был подобран безупречно, но выглядел слишком чистым. Выйдя в сад, Янагисава испачкал кимоно землей. Теперь нужно было скрыть лицо. Под деревом возился садовник в выбеленной солнцем потрепанной соломенной шляпе.
— Дай шляпу, — приказал канцлер.
Садовник повиновался. Янагисава нахлобучил шляпу, вернулся в комнату, укрепил на поясе мечи, встал перед зеркалом и насмешливо улыбнулся отражению. С синяком под глазом, оставленным Хосиной, в лохмотьях, он выглядел как настоящий презренный ронин.
— Прекрасно, — пробормотал Янагисава и покинул замок Нидзё через задние ворота; кровь в жилах играла так же, как во время вчерашнего налета на дом Ибэ.
Однако, оказавшись на улице Марутамати, канцлер усомнился в том, что поступает мудро. Без свиты он почувствовал себя маленьким и беззащитным. Самураи бросали на него уничижительные взгляды. Простолюдины, правда, уступали дорогу, но без малейших признаков уважения, к которым он привык.
— Посторонись! Посторонись! — Крики перемешивались со стуком копыт и топотом ног.
Прохожие кинулись на обочину. Янагисава оглянулся и увидел надвигающуюся процессию. Пешие воины сёгуна и чиновники на лошадях сопровождали сёсидая Мацудаиру, восседавшего на черном жеребце.
— Прочь! Ты что, оглох?
Воины отпихнули Янагисаву. Канцлер едва не лопнул от негодования. Чтобы слуги подчиненного так грубо обращались с ним! А сёсидай, подлец, даже глазом не повел! «Впрочем, — спохватился он, — я ведь изменил облик». Повеселев от того, что удачно замаскировался, он двинулся к императорской резиденции.
Воротами на улице Имадэгава пользовались торговцы и посыльные. Именно сюда, по словам Хосины, Дзёкио некий Хиро ежедневно приносил письма. Сано об этом не знал: Янагисава приберег ниточку для себя.
Янагисава устроился в закусочной напротив ворот. К нему подошла
— Что вам угодно?
— Плошку лапши и чай, — бросил Янагисава, не отрывая взгляда от ворот, к которым работяги подносили мешки с углем и продуктами.
Старуха шмякнула перед канцлером поднос с заказом. Чай по вкусу напоминал гниющие водоросли, лапша слиплась в комок. «Как можно есть такую дрянь?» — подумал Янагисава и принялся периодически поднимать и опускать чашку и ковырять палочками в плошке, притворяясь, будто утоляет голод.
Когда от духоты и мерзких запахов его стало подташнивать, к воротам подошел высокий молодой человек в ладно сидящем черно-коричневом кимоно: волосы собраны в пучок, в руке — красный футляр для свитков. Янагисава подался вперед. Парень заговорил со стражником. Янагисава обладал великолепным зрением и умел читать по губам. Он без труда разобрал фразу: «У меня послание к досточтимой госпоже Дзёкио».
Ворота отворились. Крупная дама в изящном кимоно взяла у парня свиток, поклонилась и скрылась в резиденции.
Янагисава чуть не подпрыгнул от радости: по крайней мере насчет переписки Хосина ему не солгал. Парень в ожидании ответа начал вышагивать вдоль стены. «Кто он? — задумался канцлер. — Любовник? Может, Дзёкио убила Левого министра, потому что он узнал о романе и намеревался сообщить мужу? Парень ничего, симпатичный, только простоват лицом. И все-таки было бы лучше, окажись таинственные визиты связаны не с супружеской изменой, а с антиправительственным заговором».
Ворота открылись, и дама передала парню красный футляр. Парень Поклонился и пошел прочь. Янагисава с трудом удержался от того, чтобы не выбежать из закусочной и не арестовать его. Удержала канцлера боязнь попасть впросак: вдруг послание не содержит ничего предосудительного?
Янагисава встал. К нему тут же подлетела беззубая карга:
— С вас пять дзэни!
Янагисава уставился на нее. Он никогда не носил с собой денег: за него расплачивались слуги. Визг старухи всполошил присутствующих; парень неумолимо удалялся. Янагисава выхватил меч и замахнулся на женщину:
— Я не собираюсь платить за эту гадость! Прочь с дороги!
Старуха подчинилась, но ее ругательства преследовали канцлера на протяжении всей улицы Имадэгава. Парень шмыгнул в боковую улочку. Отпихнув торгаша, обвешанного корзинами, Янагисава кинулся за ним. Парень запетлял по лабиринту переулков, где веревки с бельем соединяли братскими узами противоположные балконы. Янагисава не спускал с парня глаз. «Может, он несет бунтовщикам распоряжение Дзёкио? Почему он периодически озирается по сторонам?»
Янагисаву захватила слежка. Кровь струилась по жилам с пьянящей энергией. Не отягощенный свитой и официальной одеждой, он чувствовал себя быстрым и невидимым, как ветер. Интуиция, которая помогала ему угадывать ходы противников в политической игре, пригодилась и сейчас. Он легко находил дырки в заборах, куда парень нырял. Да, Янагисава хорошо ориентировался в незнакомой обстановке. Мысленно он накладывал свой маршрут на карту Мияко. Они с парнем находились в центре города. «Куда бы ты меня ни привел, — злорадствовал канцлер, — я всегда потом отыщу это место и арестую тебя и твоих подельников».