Жена Уорвика
Шрифт:
– Хорошей поездки, – хрипло пожелал он, подошел к Лионелу и пожал ему руку через открытое окно. – Желаю скорейшего выздоровления. Заботься о себе.
– Конечно. Прощай, мой друг.
Клодина помахала рукой в белой перчатке.
– Прощайте, дорогой зять. – Ее зеленые глаза светились злобным весельем. Через стекло она продолжала удерживать его безумный взгляд, пока экипаж не скрылся за поворотом дороги и он не потерял ее из виду. Александр продолжал стоять до тех пор, пока все фургоны, нагруженные багажом, не проехали мимо, скрипя колесами и раскидывая гравий. Только когда последний экипаж исчез зa воротами,
В экипаже Клодина устроилась удобнее и прислонилась к мягкой обивке. После приступа между ней и Лионелом установилось перемирие. Она не знала, запомнил ли он тот момент, когда хватался за ее юбки в мольбе о помощи. Он был серьезно болен, и только надежда на его жесткую силу воли, а отнюдь не на временное восстановление сил, склонила доктора к решению отправить его в Италию. С этим же доктором консультировалась и Клодина. Он подтвердил, что она находится на первых месяцах беременности, но достаточно молода, сильна и здорова, чтобы спокойно перенести путешествие.
– Это хорошо, – заметил Лионел в ее присутствии, – поскольку я хочу путешествовать исключительно в компании моей жены.
Клодина взглянула в его сторону и увидела, что он оглядывается, чтобы бросить последний взгляд на крышу поместья Атвуд, мелькавшую среди деревьев. В глазах мужа стояли слезы. Она впервые осознала, что он прекрасно понимал, насколько ничтожен его шанс снова увидеть свое родное гнездо. Дом уже скрылся из виду, но он все продолжал смотреть на мелькающие мимо поля, на склоны холмов, где он охотился с того дня, когда стал достаточно взрослым, чтобы сесть на лошадь, на реки и ручьи, которые знал с детства, на фермерские дома, жители которых в течение нескольких поколений жили и работали на землях Атвудов. Когда границы поместья остались далеко позади, а впереди показалась окраина Маррелтона, Лионел откинулся на спинку сиденья, взглянул на Клодину и обратился к ней впервые с того момента, как они выехали из дома:
– Я надеюсь, ты не станешь скучать на вилле. Там есть терраса, которая выходит на красивейшую бухту, где в тени навеса я проводил много времени в прошлый раз. Ты сможешь гулять в саду, но поездок в экипаже придется избегать, поскольку дороги там крутые и каменистые. Там прекрасная библиотека, где ты найдешь много интересного. Часто местные музыканты подходят к воротам и замечательно играют, трогательно и талантливо. Больше на побережье практически нечем заняться. Несколько благородных итальянских и английских семей проживают в округе, но пока мне не станет лучше, я не позволю вам принимать никаких гостей. Ведь мы не сможем нанести им ответного визита.
Она не хотела ссориться с ним, но его ограничения повергли ее в ужас.
– Пока ты выздоравливаешь, я планирую съездить в Рим, Флоренцию и Венецию. Мне не стоит надолго пропадать из светской жизни.
– Почему? – резко спросил он. – Может, потому, что у тебя более ранний срок, чем ты старалась меня убедить?
Он почти застал
– Ничего подобного, – холодно ответила она. – Но все платья, которые мне сшили за последние месяцы, настолько удачного покроя, что позволяют скрывать мое положение от внимательных взглядов.
Он ответил ей тихим ровным тоном, усилием воли подавив вспышку гнева.
– Ты можешь носить, что тебе нравится, но в течение девяти месяцев беременности ты не должна покидать пределов виллы, которая окружена высокой стеной. Все ворота заперты и охраняются. Я не хочу, чтобы ты вернулась ко мне со сказкой о выкидыше из Рима или какого-нибудь другого места, где ты планировала посетить врача, сделать аборт и избавиться от нежеланного груза.
Она почувствовала себя оскорбленной и разозлилась:
– Такая мысль никогда не приходила мне в голову. Я хочу этого ребенка.
– Несмотря на это, я по-прежнему настаиваю, чтобы ты постоянно находилась на вилле. Я не питаю никаких иллюзий относительно своего здоровья и шансов на выздоровление, но, – тут в его голосе зазвучали упрямые нотки, – я планирую дожить до рождения ребенка. Я точно помню, когда мы в последний раз спали вместе, если тогда мы не зачали ребенка, то ночь твоего отсутствия в доме случилась четыре или пять недель спустя. Чужой ребенок никогда не станет моим наследником.
– Твои оскорбления невыносимы, – вскричала она. – Я не стану их терпеть. Вели остановить экипаж. Я вернусь в поместье, а ты поедешь в Италию один.
– Если ты сейчас уйдешь, то останешься без денег и только в той одежде, которая сейчас на тебе.
Она удивленно взглянула на него.
– Ты в своем уме? Я богата и не нуждаюсь в твоих деньгах.
– Ты ошибаешься. Когда я стал твоим мужем, все твое состояние перешло ко мне, и хотя я позволял тебе распоряжаться деньгами по твоему усмотрению, поскольку считал тебя надежным и верным партнером, я воспользуюсь своими привилегиями, если ты оставишь меня.
Этот неприятный разговор плохо подействовал на него. Достав фляжку из кармана, он открутил колпачок, сделал глоток бренди и продолжил:
– Если ты не родишь ребенка в определенное время и докажешь тем самым, что беременна от другого мужчины, я не завещаю тебе ничего, кроме незначительного годового дохода, который позволит тебе вести более-менее достойную жизнь до тех пор, пока ты снова не выйдешь замуж. После этого деньги ты получать перестанешь.
Она потеряла дар речи. Ни разу он не видел ее в таком затруднительном положении. Он продолжил обращаться к ней прежним мягким тоном, который заставлял ее леденеть от ужаса.
– Но раз уж ты настаиваешь, что это мой ребенок, нам не стоит видеть будущее в столь мрачных тонах. Ничего плохого не случится, если ты родишь мне здорового сына, – закончил Лионел.
Она кивнула, сумев презрительно отреагировать на всего его подозрения, но в душе чувствовала себя побежденной. Она могла добиться чего угодно от таких мужчин, как Дэниэл и Александр, а нашла неравного по силам соперника в том, кого считала уступчивым и слабым. Он один подчинил ее. Ей оставалось только надеяться на преждевременные роды, поскольку она точно знала, что носила под сердцем ребенка Дэниэла.