Жена завоевателя
Шрифт:
Сколько раз мальчиком он возвращался домой, вдыхая этот аромат, после дня охоты, или обучения соколов, или просто верховой езды, возвращался голодным и полным мечтаний о великих делах? И это было до того, как все изменилось.
Но теперь, в этот момент своего триумфа – возвращения домой, – он чувствовал себя опустошенным. Не было ни ликования, ни удовлетворения. Единственным, что его трогало, была мысль о том, где она.
Они въехали в центр двора, и копыта коней застучали по булыжнику.
– Милорд граф, – пробормотал
Гриффин придержал Нуара и посмотрел вниз:
– Кто ты?
– Уильям Йорк, милорд. Я графский… Я был сенешалем.
– Уильям Йорк, – повторил Гриффин. У него возникло странное чувство. Сердце его билось будто где-то в отдалении. Слова звучали необычно, искаженно, будто в воздухе меняли форму…
– Лорд Гриффин, миледи Гвиневра приветствует вас и ваших людей в «Гнезде».
Его взгляд снова переместился на этого человека:
– Где?
– Милорд?..
– Где твоя леди?
– Милорд… – начал управляющий, заикаясь.
– Где Гвиневра?
Послышался мелодичный голос:
– Я здесь.
Он резко повернул голову, и все, что до сих пор казалось серым и искаженным, теперь стало ясным, как нетронутая поверхность озера. Мир обрел почти мучительную прозрачность. Он оглядел побежденных, и взгляд его замкнулся на ней.
А сердце забилось громко и сильно.
– Я приветствую вас и ваших людей в своем доме.
Он спрыгнул с Нуара, бросив поводья своему оруженосцу Эдмунду, и двинулся ей навстречу. Каждый шаг растягивался на фарлонги [6] . Волосы ее так же обрамляли лицо черными непокорными локонами, голос ее по-прежнему звучал как пение птицы над волшебным замерзшим озером.
Он остановился перед ней, чувствуя, как трудно стало дышать.
– Добро пожаловать, милорд.
Внезапно во дворе замка воцарилась полная тишина. Все затаили дыхание, будто ожидая, что месть и ярость обрушатся на нее.
6
Британская единица меры, равная 220 ярдам, или 201 метру.
– Добро пожаловать? Вот как? – повторил он тихо. – Твоя армия была приветствием?
– Я не знала, что это ты, – ответила она тихо, но ее зеленые глаза смотрели на него так пристально, что могли прожечь в нем дыры. Он заметил, насколько ярким кажется его плащ по сравнению с ее тусклой и поношенной одеждой. Одна его пряжка сверкала ярче, чем что-либо на ее одежде, но ничего удивительного в этом не было, потому что он знал, что она вообще не носила драгоценностей.
Вновь подувший ветерок приподнял несколько своевольных прядей, и эти черные локоны затрепетали под его дуновением, отделявшим их друг от друга. В течение всех истекших двенадцати месяцев ее лицо преследовало его в снах, а теперь она
– Теперь знаешь, – сказал он холодно.
– Я знаю и другие вещи, не менее важные, чем эта, милорд.
Эти ее горькие слова были произнесены с особой четкостью.
– Я знаю, что этим войнам пора положить конец. Я знаю, что в последние две недели мои люди почти ничего не ели, в то время как ваши резвились на полях и в амбарах бедных крестьян на всем пути следования к этому полю боя. Я знаю, что моя армия мала, а ваша огромна. Я знаю, что ваши лошади, вероятно, ели лучше, чем всю прошлую неделю ели мои слуги.
– Ничего ты не знаешь.
– Я знаю, что мы можем проиграть…
– Ты ничего не знаешь.
– …и проигрывать снова и снова, но вам никогда не одержать победы.
– Ты ничего не знаешь, – повторил он холодным и ровным голосом. – Ты не знаешь, какие ужасы предотвратила моя армия…
– Какой героизм!
– И уж конечно, не знаешь, чем кормили моих лошадей, Гвиневра.
Оба они помолчали. Потом уголок его рта приподнялся в безрадостной улыбке:
– Ты, должно быть, считала меня простаком.
– Я считала тебя ужасным. И…
Он сбросил с руки перчатку, и его растопыренные пальцы с силой обхватили ее подбородок:
– И что?
– Мертвым, – пробормотала она шепотом, от которого он ощутил ярость и удовлетворение. – Я думала… ты умер.
– И сделала так, чтобы обеспечить мою смерть наверняка?
Она затаила дыхание.
– А сколько смертей на твоей совести – смертей, причиной которых был твой меч?
Его пальцы сжались, впечатываясь в нежную плоть ее подбородка.
– Твоя семья была нацелена на то, чтобы погубить меня, – сказал он так тихо, что голоса его почти не было слышно. – И я намерен рассчитаться за это. Ужасным? Ты считаешь меня ужасным? Да ты и понятия не имеешь о том, какой я.
– Не здесь и не сейчас, – перебил голос из-за спины. Александр.
Гриффин мгновенно очнулся и вернулся к действительности. На него были обращены глаза всех собравшихся во дворе. Они смотрели на своего нового лорда и видели, как он вспылил и вышел из себя из-за этой женщины.
Он стремительно опустил руку, глубоко и прерывисто вздохнул, сознавая, как близок был к пределу. Он мог бы ее убить. Если бы она произнесла еще хоть слово, если бы Алекс не остановил его, он мог бы еще крепче сжать ее стройную гибкую шею.
Гриффин резко повернулся.
– Отведите ее наверх, в солар, – рявкнул он.
И после того как ее увели, всего через несколько мгновений, с сердцем, все еще бешено бившимся в груди и кипевшим яростью, он переговорил со своим сенешалем и командирами и отправил их пообщаться с рыцарями и прислугой замка, а затем отдал приказ проинспектировать гарнизон и заставить людей Гвиневры принести ему клятву верности под угрозой изгнания.