Женимся! Семья за одну ночь
Шрифт:
Извинения Высоцкой вгоняют меня в состояние шока. Я подсознательно готовилась защищаться от нападок и оскорблений, но… меня негласно приняли в семью? А я ведь не претендую!
Словно в наказание за мое сопротивление, Маруська ощутимо щипает меня за бок. Ойкаю, опускаю глаза, вопросительно выгибаю бровь. Запрокинув голову, маленькая заговорщица подает мне какие-то знаки, морщит нос, моргает, незаметно указывает на бабушку. Несколько секунд мне требуется, чтобы понять, что это не нервный тик, а намек быть вежливее и ответить
– Нет, что вы, все в порядке, - бодро улыбаюсь, а Маруська устало и облегченно вздыхает.
– Проходите, я сделаю чай или кофе…
«Если вообще найду кухню в огромном доме Высоцкого», - сокрушаюсь про себя и украдкой оглядываюсь. Держать лицо все сложнее. Елизавета Андреевна раскусит меня в два счета, а потом проснется Олег и… даже предсказать невозможно, как он поведет себя.
– Не сегодня, Александра, - аккуратно отказывается она, в то время как я стискиваю губы, чтобы сдержать радостный всхлип.
Дело не в том, что мне не понравилась свекровь. Наоборот, она довольно милая… Но я здесь совершенно случайно! Надо срочно обсудить все с Олегом и решить, как нам быть дальше. Пока он там притворяется Лениным в мавзолее, я отдуваюсь за двоих. Повезло, что Маруська рядом и играет на моей стороне, иначе я бы не справилась. Терпеть не могу лгать – мне проще рубить правду-матку в лицо. Боюсь, что Елизавета Андреевна наших высоких отношений не поймет...
– Очень жаль, - выдавливаю из себя, надеясь, что звучит искренне.
– Мне тоже. Я бы с удовольствием познакомилась ближе. Вы первая девушка, которую Олег привел в дом после… - осекается на полуслове, покосившись на внучку.
– Понимаю, - тихо отзываюсь, перекатывая вкус горечи на языке.
Она говорит о Маруськиной маме. Значит, с тех пор, как она умерла, у Высоцкого не было серьезных, постоянных отношений. Только девки «по графику» вроде Крис…
И меня…
Наверное, лучше бы он не вспомнил нашу брачную ночь.
– Я тороплюсь в художественную студию, где провожу занятия для школьников, - косится на изящные наручные часики.
– Я и так уже немного опаздываю. Надеюсь, я могу оставить с вами Марию, пока Олег не проснулся?
– Бабуня, ну, ты чего? – вскрикивает девочка и топает ножкой.
– Мама Саша даже из школы меня забирала однажды! Давай я тебя поцелую на прощание – и езжай уже на свою работу, - бесцеремонно прогоняет ее.
– Марусь! – фырчу на нее, а после обращаюсь к бабушке. – Я присмотрю за ней, не переживайте. Хорошего вам дня.
Обхватив одной рукой малышку за плечи, второй закрываю дверь за свекровью.
– Фу-ух, - выдыхаем мы одновременно, уткнувшись лбами в деревянное полотно.
Переглядываемся, сдавленно хихикаем и тут же принимаем серьезное выражение, как по команде.
– Долго же папа тебя охмурял. Я уже думала, все… - вдруг выпаливает простодушно. Ее бесхитростность загоняет меня в угол.
– Нет, Марусь, ты
– На тебе рубашка папкина, - припечатывает меня одной фразой, как муху газетой.
– Я вчера лично помогала ему одежду развешивать.
– Это потому что… я свою блузку испачкала, - неумело оправдываюсь.
Недоверчиво пожав плечами, Маруська берет меня за руку и ведет на кухню. Усадив меня за стол, сама бойко шагает к кофемашине, поднимается на носочки, ставит кружку и со знанием дела нажимает необходимые кнопки.
– Папа любит черный, крепкий и без сахара, – комментирует каждое свое действие. – А ты?
– Сладкий и наполовину разбавленный холодным молоком, - машинально признаюсь.
Взмахнув кудрями, Маруся открывает холодильник, находит тетрапак с молоком, пробует, не скисло ли оно, и только потом наливает в кофе, предназначенное мне. Минуту спустя ставит кружку на стол передо мной.
– Приятного, - не забывает пожелать.
Эспрессо для папы она оставляет на столешнице. Видимо, Высоцкий пьет его на бегу перед тем, как умчаться по делам.
Наблюдаю, как семилетняя кроха хозяйничает на кухне, а у самой глаза щиплет от подступающих слез. Она ведь таким образом потерю матери компенсирует. Заботится об отце, ухаживает за ним, готовит кофе с утра… Делает все то, чем обычно занимается жена.
Больно… Прижимаю руку к горлу, где застрял колючий ком. Душит, не позволяет говорить.
Бедная девочка... Они оба несчастные...
– Давай помогу! – откашлявшись, подскакиваю с места.
– Блинчики умеешь? – лукаво ухмыляется она, взбалтывая остатки молока в пачке.
– Легко, - занимаю ее место у плиты.
Достаю сковороду, набираю из холодильника все ингредиенты, замешиваю тесто.
– Так, Сашка, ты мне нравишься, - доносится позади меня. Не оборачиваюсь, прячу смущенную улыбку. Какая же Маруська милая! Просто очаровашка. Ее невозможно не любить. Правда, чересчур прямолинейная.
– Я хочу, чтобы ты осталась с папой. Я дам тебе такую рецензию, - явно повторяет слова, услышанные от Высоцкого, - что он обязательно влюбится.
– Отношения между двумя людьми гораздо сложнее, - мягко объясняю и оглядываюсь, спотыкаясь о непонимающий взгляд девочки. – Недостаточно просто приказать…
– Пф! Да папка вот у меня где, - сжимает кулачок и показывает мне.
– А он об этом знает? – заливисто смеюсь.
Стоит лишь представить, что гроза всех рестораторов Высоцкий под каблуком у семилетней доченьки, как меня пробирает на дикий хохот. Смахиваю слезы со щек, едва не сгибаясь пополам.
– Он меня обожает, - важно и самодовольно заключает она, развалившись на стуле.
В этот момент так своего отца напоминает, что мне становится не по себе. Передергиваю плечами, прогоняя полчище мурашек, вздумавших устроить парад на моей коже.