Женщина без мужчины
Шрифт:
— Спасибо, Федя! — Ростов произнес это так, как будто дал Шелпину доллар на чай. Он по-хозяйски положил руку на стол, так что задрался коротковатый рукав его дорогого импортного пиджака и показалась белоснежная манжета рубашки и золотой «ролекс» на волосатом запястье. — Мы так были рады, когда вы поженились с Уоллесом. И так скорбим о нашей общей утрате. И в том, и в другом случае мы посылали телеграммы — и поздравительную, и с соболезнованием. Я не ошибаюсь, Федя?
— Каким счастливым выглядел тогда Василий! — решился тот вставить слово.
—
— По-прежнему, — по-русски ответила Натали.
— О! — воскликнул министр. — Тогда перейдем на мой родной язык. На аукционе вас ждут шкурки соболей, рыси, горностаев — королевские перлы, подобные вашим… — Он уставился на ее ожерелье.
— Замечательные жемчужины! Настоящие перлы! — захлебнулся от восторга Федор Шелпин.
Что это было? Они подсказывают ей пароль или это просто светская болтовня?
— Вы не будете возражать, миссис Невски, если произойдет смена вашего водителя? — спросил Шелпин.
— В каком смысле?
— Домой, в «Асторию», вас отвезет министр, — вполголоса произнес Федор Шелпин и добавил со значительностью: — У него новейший «мерседес-бенц».
Великовозрастные мальчишки-охранники, поджидающие на морозе демократического министра, тут же с готовностью распахнули дверцы казенной черной «волги», но он отпустил их широким жестом и уселся за руль своего личного «мерседеса». Перед этим он как истинный джентльмен усадил в машину свою пассажирку.
Смех разбирал Натали. Ради чего весь этот ритуал? Им предстояло проехать не более одной мили.
— Какая у вас машина? — поинтересовался Ростов, заводя мотор.
— У меня «БМВ», а Уоллес водил «кадиллак».
— И вы не ссорились?
— Из-за чего?
— Чья машина лучше. — Яблоко с апельсином не ссорятся.
Министр долго пережевывал эту английскую пословицу. Потом вновь заговорил:
— Автомобили влияют на нашу личность. Не столько они работают на нас, сколько мы на них. В России автомобиль — это престиж, это блат… Это предмет коррупции, спекуляции, рэкета.
— Мне неприятно слушать все это.
— Тогда я лучше помолчу.
— Да, пожалуйста.
Если такие министры, как Ростов, олицетворяли новую Россию, Натали захотелось скорее бежать из этой страны. Ростов, чтобы доставить себе удовольствие, сделал лишний круг по Исаакиевской площади и подкатил к подъезду «Астории». Прежде чем открыть дверцу и выпустить Натали из машины, он спросил:
— Когда встретимся, девочка?
— Вы о чем?
— У меня пустует дача…
— Вы, наверное, женаты?
— В Москве — да, а в этом городе мы все холостые.
— Это так влияет на вас перестройка? — усмехнулась Натали.
— Конечно! Горбачев такой же парень, как мы все. Мы любим горячих девчат.
— Я еще не зажглась, — сказала Натали.
Ей было необходимо выпутаться из неловкой ситуации, не поссорившись с влиятельным министром. Ростов был явно не дурак. Он понял, что на этот раз у него ничего не выгорит. Он поступил по-джентльменски, прекратив
— Зажигалка у меня всегда на месте! Вы знаете, где!
Уже выйдя из машины, Натали обрела самообладание и поняла, что портить отношения с Ростовым опасно.
— Я благодарю вас за откровенное приглашение. Может быть, я им воспользуюсь.
— Да не бойтесь вы меня! — Ростов высунулся из окошка и сказал, неожиданно перейдя на «ты»: — Мы свои люди. Тебя что, напугал Старков?
— Этот профессор?
— Супершпион! У него в компьютере файлы на всех: и на тебя с твоим «Котильоном», и на новорожденного таиландца в богом забытой деревне.
— Он из КГБ?
— Не думаю. Он тоже наш парень. Он торгует сведениями, как мы нефтью и мехами. Мы сидим с ним за одним столом и хлебаем один борщ.
Действительно, за столом в «Прибалтийской» справа от нее сидел Старков, а слева, хотя и с опозданием, появился министр Ростов. Есть ли за этим всем какая-нибудь скрытая интрига? Или это просто домыслы невыспавшейся, усталой женщины?
Чтобы не поднять своих друзей и сослуживцев до рассвета, Натали назначила на полдень все свои телефонные звонки в Нью-Йорк. Пять часовых поясов отделяли ее от конторы «Котильона». Завтрак, доставленный в номер, не вызвал у нее аппетита. Она ограничилась лишь чаем. Натали в прострации смотрела в окно, видела прохожих, согнувшихся под ветром, группы зевак перед Исаакием. Она ощущала холод и сырость города, воздвигнутого царем-деспотом и его преемниками на угрюмых финских болотах.
С трудом она дождалась, когда ей дали связь с Нью-Йорком.
— Тут замешаны большие деньги, сестричка! — дышал в трубку только что проснувшийся Майк, обрушивая на нее неприятные новости.
Чьи деньги? Джеффа Джервиса?
Линн Браун проинформировала Натали о переговорах с Хиндо. Их юрист заявил, что его клиент готов заплатить долги «Котильона» за пятьдесят пять процентов акций, то есть за контрольный пакет. Джоан Фрей, откликнувшаяся из приемной в первую же минуту после начала рабочего дня, сообщила Натали, что вчера поздно вечером кредиторы «Котильона» поссорились между собой и разделились на две партии. Первая хочет задушить фирму, вторая предлагает выждать месяц и дать возможность Натали еще немного побарахтаться.
Несмотря на все предупреждения Уоллеса о несовершенстве телефонной связи в России, Натали буквально сходила с ума, когда ее прерывали на полуслове и в разговор вторгались чьи-то смешки или грозовые разряды. Казалось, что телефон прослушивается десятками досужих людей и все коммерческие тайны перестают быть тайнами. Как будто ты во всеуслышание кричишь о них на площади.
Последним в серии звонков был разговор с конторой Билла Малкольма.
— Выбрось из головы мысль, что ты тонешь, Натали, — успокаивающе произнес Билл. — Мы как-нибудь найдем способ сохранить тебя в бизнесе.