Женщина без прошлого
Шрифт:
И как оказалось, правильно делал! Потому что, едва младшему отпрыску исполнилось десять, Елена вдруг заявила, что больше так не может. И что она уходит к родителям, а с жилплощадью он пусть что хочет, то и делает.
— У тебя любовник! — с торжествующей догадливостью вскричал Вовик, пятидесятитрехлетний мужчина в полном расцвете сил и бюрократического брюшка.
Лена отрицательно покачала головой.
— Ты рассчитываешь на алименты! — догадался Вовик.
Лена фыркнула.
— Ты хочешь оттяпать мою жилплощадь!
Жена, забрав детей, ушла не
Вовик проверил денежную заначку — не взяла. Поискал свой новый костюм — оставила. Радиоприемник — даже не тронула, дрянь, потаскуха, ведьма!
Вовику пришлось взять в свои нежные, не привыкшие к тяжелому труду руки домашнюю работу. Особенно ему не нравилось ухаживать за лежачей матерью, капризной и неряшливой в своей затянувшейся старости.
Он быстро опустился, погрузнел, питаясь невкусно и нерационально, обтрепался, не умея ухаживать за одеждой, а дом его быстро пришел в запустение, оброс грязью, закишел тараканами, пропитался тяжелым, невыветриваемым духом одиночества.
Наконец Вовик понял, что с бытом ему одному не справиться. Тогда он решил приискать какую-нибудь нетребовательную женщину, чтобы, с одной стороны, взвалить на нее неблагодарный домашний труд и уход за матерью, а с другой — насолить бывшей жене, которая, сбежав от него, словно назло мужу похорошела, посветлела и теперь, как пташка, порхала по городу, имея вид откровенно счастливый, — при всем при том, что никаких любовников у нее не было (Вовик доподлинно об этом знал, потому что тайно следил за бывшей женой)!
По примеру своего отца, который недавно, в год своего восьмидесятилетнего юбилея, обрюхатил тринадцатилетнюю нимфетку, он вздумал найти себе какую-нибудь юную, гарантированно чистую и неразвитую девицу, воспитать ее в строгих идеалах, взрастив в ней безусловное почтение к мужу и одновременно удушив ростки женского коварства, еще не успевшие проклюнуться в юной, неоперившейся душе.
Вовик стал подкарауливать девиц после школы, рассчитывая мороженым подманить свою жертву. Но девицы смеялись ему в лицо, обзывали противным старикашкой и отказывались разговаривать. Вместо того чтобы вручить свою невинность зрелому и опытному мужчине, они шли в окрестные подъезды обжиматься с прыщавыми ровесниками.
Примерно так же реагировали и особы постарше. Восемнадцатилетние с гадливой улыбкой грозили позвать милиционера, а двадцатилетние прямо посылали его куда подальше. Двадцатипятилетние соглашались, но требовали деньги вперед, тридцатилетние смеялись над ним, крутя пальцами у виска, а сорокалетние безосновательно подозревали его в мужской несостоятельности. Пятидесятилетние ровесницы в принципе не привлекали Вовика, но он согласился бы и на женщину старше себя, лишь бы обрести приличную домработницу, потому что уже устал биться, как муха, в силках быта.
Но и ровесницы требовали у него сначала букетов, свиданий и признаний и только после этого обещали подумать.
Таким образом, женщины проявили свое коварство во всей красе. Они презрительно отвергали Вовика — и в этом состояла их извечная женская подлость.
Вовик заманивал
Но женщины смеялись над ним и уносились прочь, позвякивая каблучками и подрагивая грудью. Правда, одна алкоголичка согласилась было на его сладкие посулы, выторговав себе право обратного хода, но и та через два дня исчезла, не оставив адреса.
Кукушкин обратился к своим детям — но сын не пожелал с ним разговаривать, переметнувшись на сторону матери, а дочь никогда не любила его, впрочем, как и он ее, подозревая в ней яркую представительницу коварного женского племени.
Вы, наверное, видели такого грязного старикашку, который день-деньской бродит по городу, подсаживаясь к одиноким женщинам? Это Вовик, его легко узнать по неопрятной седой щетине, запаху тоскливой заброшенности и по рваным носкам в прорези между задравшейся штаниной и рыжим ботинком.
Он пристает к девушкам, все еще лелея несбыточные надежды, подсаживается к юношам, надеясь обрести в них своих последователей и учеников.
— Не верьте женщинам, — говорит он, — они коварны и лживы, они обманут вас. Вот как они поступили со мной… Видите?
Но юноши тоже уносятся в голубую даль под руку с хорошенькими юницами, втихомолку посмеиваясь над грязным стариком. А престарелый Вовик возвращается домой и строчит в школьной тетрадке проект государственного закона о принудительной передаче восемнадцатилетних девиц нуждающимся пенсионерам для дальнейшего их перевоспитания, мотивируя такую необходимость общественным благом и извечным женским коварством.
О том, что было после взрыва, даже вспоминать не хочется… Но я вспоминаю…
Только под утро добираюсь до дому. В кармане бултыхаются ключи. Сначала вымоюсь, переоденусь, а потом соображу, что делать. И конечно, позвоню мужу.
Скажу легким, равнодушным тоном:
«Она появилась на дороге так неожиданно… Я вывернула руль и… Но в общем, ничего страшного, немного болит голова, и все».
«Ты жива! — выдохнет он обрадованно. В голосе — облегчение. — Ты где, что с тобой? Мы уже сошли с ума, не зная, что думать! Ты уверена, что с тобой все в порядке?»
Нет, я не уверена!
Потому что он не скажет так. А скорее, вот так:
«Вечно с тобой что-то случается! Мэр Мамаков остался очень недоволен: звали на барбекю, а барбекю нет. Армен Сиропович из налоговой уехал, так и не дождавшись шашлыка. И его заместитель Автандил Суренович теперь уже не клянется собственным здоровьем, что городской подряд в моих руках, — рассусоливает, мнется, юлит. И другие остались без горячего — газа в баллоне, как я и предсказывал, не хватило. А все из-за тебя. Ты все сорвала! Я обхаживал их полгода, я кучу денег потратил на взятки, а ты… Одним движением все разрушила! Все! Легион средневековых варваров напрасно старался бы испортить нам праздник, но ты одна сделала это легко и изящно, даже не прикладывая особых усилий».