Женщина и война. Любовь, секс и насилие
Шрифт:
В нашем бараке почти все 70 женщин заболели одновременно. И меня не миновала болезнь. В 40-градусном жару я лежала на нарах прямо под потолком над парой других несчастных и не могла даже сама сесть. Никаких лекарств. […] На кирпичном заводе мне всё время доставалась работа потяжелее. Я должна была таскать до 20 кг кирпичей за раз. Сама я весила 42 кг. Однажды я упала в обморок… В сентябре 1946 года я была уже настолько слаба, что была отобрана в следующий по счёту транспорт» [110] .
110
Полян П. М., «Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР» — Мемориал, ОГИ, 2001.
К 1950 году половина интернированных немцев умерла. Инвалидов и больных,
Репарации трудом. Лагерь 517-й
О женском лагере НКВД № 517, находившемся в Карелии под Петрозаводском, рассказал в брошюре «Интернированная юность» [111] Иван Чухин, полковник милиции, депутат Верховного совета Российской Федерации и Государственной думы РФ первого созыва:
«Судьба интернированного гражданского населения оказалась во многом хуже, чем участь заключённых в лагеря военнопленных, с их твёрдым порядком и централизованным снабжением. […] В 1945 году умерли или стали инвалидами 75 543, а в 1946 году 35 485 интернированных.
111
Чухнин И. Г., «Интернированная юность» — М., Петрозаводск: Мемориал, 1995.
[…] Треть всех заключённых 517-го лагеря НКВД составляли несовершеннолетние, в том числе 25 девочек 14–15 лет. Большинство не имели одежды и обуви по сезону, сменного нательного белья. Много больных и обессиленных, практически поголовная завшивленность. Можно понять, какая судьба ожидала в карельских лесах, на лесоповале этих больных, обессиленных людей.
517 лагерь состоял из двух отделений. 1-е — ст. Вирандозеро, куда 18 апреля 1945 года прибыли 983 человека (682 мужчины и 301 женщина). 2-е — станция Падоозеро, куда прибыла 1001 женщина. Лесоповал. 2-е лагерное отделение располагалось в 7 км от железнодорожной станции Падозеро, на самом берегу небольшого озера Нижнее Падозеро. Четыре больших барака с двухъярусными нарами (общая площадь 1314,7 кв. м — по 1,3 кв. м на одну женщину), прачечная на шесть корыт, баня на «25 человек в час», лазарет, столовая на 200 человек одновременно. Впрочем, в столовой не было не только столов и скамеек, но даже мисок. Четыре котла на 600 литров обеспечивали приготовление только первого блюда, воду негде и не в чем было кипятить. Лейтенант Шувалов докладывал наркому внутренних дел Карелии о том, что «ведер в лагере нет ни одного, и арестованные целыми днями едят снег, в результате процентов десять уже заболели ангиной…» Не только заболели. В день приезда, 17 апреля, на лесном кладбище появилась первая могила — умерла Маргарита Фризе, 27 лет. На следующий день — двое, 19 апреля — ещё двое. Все они похоронены в первой братской могиле. Самой молодой, Хедвиг Черлинских, было 16 лет…
Ещё сложнее оказалась ситуация в 1-м, Вирандозерском отделении. Вспыхнула эпидемия брюшного тифа, и на 29 апреля из 195 больных тифозные составляли 55. Никаких медикаментов в лазарете не было. На весь лагерь имелось 5 расчесок. Температура на улице минусовая, а одеяло было у одного интернированного из двадцати. Неудивительно, что в апреле в 1-м отделении умерли 60 человек, в мае — ещё 160. Прибывший из Петрозаводска начальник отделения майор Воскобович выявил и совсем дикий факт. В докладной наркому внутренних дел он писал: «…Комендант II участка, помощник коменданта и два бригадира, все из числа самих интернированных, в промежуток времени с 26 апреля по 3 мая изнасиловали около 10 женщин […]».
К сентябрю 1945 года в Падозере осталось 194 интернированных, из них 94 женщины. 25 сентября НКВД СССР издало секретный приказ о «ликвидации петрозаводского лагеря НКВД № 517 для арестованных немцев». 76 человек были направлены в лагерь интернированных в Кандалакше, 59 человек вывезены на родину, остальные — мужчины — в 120-й петрозаводский лагерь военнопленных.
Последняя могила на падозерском кладбище появилась 10 октября 1945 года. В ней похоронен Густав Готлински, 59 лет. 181-й по счёту покойник в этом отделении, и 522-й умерший в 517-м лагере за полгода. Четвёртая часть всех привезенных в Карелию интернированных немцев навечно осталась в этой земле. Мёртвые нашли своё пристанище. Живым оставались ещё сотни дней неволи на Беломорканале и в Соликамске».
Авторское отступление
Вот
Нужно ли было об этом рассказывать? Нужна ли горькая, негероическая правда о военных преступлениях, совершённых «своими»? Умаляет ли она подвиг советского солдата, освободившего мир от нацистской чумы? Если цель цензоров истории оставить потомкам стерилизованную, прилизанную, глянцевую историю, пропущенную через фильтровальное идеологическое ситечко, и при фильтрации взять за аксиому, что история — это ложь, которая всех устраивает, и превратить учебники истории в героические мифы с вымышленными героями, наподобие Ильи Муромца и Добрыни Никитича, то правда действительно не нужна. Болезненная правда, наносящая, по мнению цензоров истории, «ущерб интересам России», вычеркнута из официальной истории ВОВ и охраняется президентским указом «о противодействии попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России». Поэтому: не нарушал Советский Союз в 1939 году Тартуский советско-финский договор о ненападении, заключённый в 1932 году на срок до 1945 года; не нарушал в 1945 году советско-японский договор о взаимном нейтралитете, подписанный в Москве 13 апреля 1941 года на 5 лет с возможностью пролонгации ещё на 5 лет; не вторгался в 1939 совместно с Гитлером в Польшу, и не обсуждал Молотов, глава советского правительства, на переговорах с Гитлером в Берлине в ноябре 1940 года условия присоединении СССР к Тройственному пакту Рим-Берлин-Токио; и прибалтийские страны в 1940 году добровольно отказались от своего суверенитета, чтобы войти в состав сталинского СССР, и не был Сталин в первые два года Второй мировой войны союзником Гитлера.
Даже совсем безобидная правда умалчивалась. Лишь в 2008 году Николай Никулин, член Учёного совета Государственного Эрмитажа, очевидец и неопровержимый свидетель падения Берлина, сумел опубликовать свои воспоминания о войне, в которых написал, что победители оставили на здании Рейхстага не только свои автографы — они его обоссали, чтобы в их понимании таким образом унизить фашистский рейх: «Многие расписывались на Рейхстаге или считали своим долгом обоссать его стены. Вокруг Рейхстага было море разливанное. И соответствующая вонь. Автографы были разные: «Мы отомстили!», «Мы пришли из Сталинграда!», «Здесь был Иванов!» и так далее. Лучший автограф, который я видел, находился, если мне не изменяет память, на цоколе статуи Великого курфюрста. Здесь имелась бронзовая доска с родословной и перечнем великих людей Германии: Гете, Шиллер, Мольтке, Шлиффен и другие. Она была жирно перечеркнута мелом, а ниже стояло следующее: «Е…л я вас всех! Сидоров». Все, от генерала до солдата, умилялись, но мел был позже стерт, и бесценный автограф не сохранился для истории» [112] .
112
Никулин Н.Н., «Воспоминания о войне» — Издательство Гос. Эрмитажа, 2008.
Нужна ли такая правда о падение Берлина, о которой не написал ни один официальный историк? Вопрос риторический, и автор оставляет его безответным, как и следующий: нуждается ли историческая правда (наука) в цензуре?
Неосужденное зло всегда возрождается и повторяется многократно. Безнаказанность порождает вседозволенность и беззаконие. 21 век: групповые изнасилования в полицейских участках Уфы и Казани, дедовщина и сексуальное насилие в армии и местах заключения, избиения женщин и детей на мирных митингах протеста. Безнаказанность и замалчивание военных преступлений прошлого — поощряет аналогичные преступления в настоящем и в будущем, как во время военных конфликтов, так и в мирной гражданской жизни.
История жестоко мстит за невыученные уроки. Поэтому во многих странах домашнее насилие является нормой жизни, а во время военных конфликтов «человек с ружьём» по-прежнему чувствует себя безнаказанно. Ему всё позволено, какой бы война ни была: справедливой или захватнической, мировой или локальной, гражданской или межгосударственной, чеченской или афганской, на Донбассе или в Центральной Африке…
Автору нелегко было писать эту книгу. Радости ему она не доставило. Но рассказав правду о войне, автор выполнил свой перед тётушками-фронтовичками, испытавшими на себе «повышенное внимание» офицерского корпуса, и перед всеми жертвами насилия «человека с ружьём».