Женщина по средам
Шрифт:
– Ну посетили и ладно, - несколько не в тон произнес старик. Делов-то... Больного посетить...
– А почему ты говоришь, что неизвестно, выживет ли он? Говорят, на поправку пошел...
– Организм выжил, - резко сказал старик.
– А выживет ли Игорь - это неизвестно.
– А, - протянула Катя озадаченно.
– Вон ты как... Тогда конечно... А то я как-то не врубилась, - она встала, поцеловала старика в щеку, махнула рукой уже из прихожей, почти как прежде махнула, и вышла из квартиры.
– Звони!
– успел
***
В то же утро полковнику Пашутину принесли и положили на стол копию заключения эксперта, который изучал бесформенные кусочки металла, обнаруженные в ране у Игоря. Пашутин не занимался этим делом официально, и заключение ему принесли из уважения к его должности и опять же по настоятельной просьбе. Вывод эксперта был тверд и однозначен - крошки металла являлись частью небольшого взрывного устройства. И на коже обнаружены следы ожога, и металлические частицы искорежены и обожжены. Это был микровзрыв, - утверждал эксперт.
Внимательно прочитав заключение, Пашутин тут же набрал номер домашнего телефона. Трубку поднял сын.
– Вадим? Приезжай ко мне.
– Прямо немедленно?
– недовольно спросил Вадим.
– Отец, видишь ли в чем дело...
– Через двадцать минут ты войдешь в мой кабинет. Все.
– И полковник положил трубку.
Вадим вошел в кабинет через полчаса.
– Гонор показываешь?
– спросил Пашутин, взглянув на часы.
– Напрасно.
– О чем ты?
– Вадим сделал удивленные глаза.
– Когда тебе говорят, что нужно быть через двадцать минут, это значит, что ты должен быть через двадцать минут. Ясно? Не только здесь, везде. Когда ты входишь через тридцать минут, ни о чем серьезном с тобой говорить уже невозможно. Потому что даже это, небольшое вроде бы, опоздание убедительно подтверждает, что человек ты бракованный. Довериться тебе нельзя. Ни в чем. Ты недееспособный.
– Значит, такого родил.
– Нет, родил я нормального ребенка. Но с годами этот ребенок начал усваивать нечто мне чуждое...
– Я это слышал уже много раз. И не намерен выслушивать это всю оставшуюся жизнь.
– О твоих намерениях мы поговорим в другой раз. А сейчас я говорю не о себе и даже не о тебе. Я говорю о законах человеческих взаимоотношений, которые, слава Богу, еще действуют в нашем мире. Чтобы потом, когда тебя вышибут отовсюду, ты не делал бы удивленные глаза и не говорил, что отец ничему не научил тебя в жизни, и что ты, оказывается, не готов к схваткам, которые тебя ожидают.
– Меня ожидают схватки?
– Да. Только схватки. Ежедневные. И ничего больше тебя в жизни не ожидает по той простой причине, что в жизни больше ничего и нет, кроме схваток.
С женщиной, с начальством, с обстоятельствами, с безденежьем... О твоих схватках с женщинами я немного наслышан. Даже с ними, даже с ними ты не можешь, не решаешься выйти один на один, даже на женщину ты выходишь с целой бандой...
– Не всегда,
– Ладно, - устало проговорил полковник.
– Надеюсь, ты еще некоторое время поживешь на белом свете и поймешь, что...
– А у тебя есть основания в этом сомневаться?
– Вадим снисходительно посмотрел на отца.
– Да!
– заорал тот во всю мощь своих легких.
– Да, черт тебя подери! У меня есть такие основания! Читай!
– Он сунул ему листки папиросной бумаги, на которых было отпечатано заключение экспертизы.
– Внимательно читай! Может быть, перед тобой немного приоткроется будущее! Твое будущее!
С чуть заметным пренебрежением Вадим взял листки, взглянул на них, пытаясь как-то подчеркнуть свое достоинство, непокорность. И это вот настроение помешало ему вникнуть в суть выводов эксперта, он смотрел на листки искоса, как бы оказывая одолжение отцу. Дойдя до подписей и печатей, вынужден был вернуться к началу, поскольку ровным счетом ничего не понял из прочитанного.
Полковник наблюдал за ним усмешливо и с явным сожалением. Он видел, что сын его недалек, знал, что, трусоват, самолюбив и тщеславен.
– Ну?
– не выдержал полковник.
– Осилил?
– Прочитал, - Вадим положил листок на стол.
– Ознакомился.
– Вопросы есть?
– Нет... Все изложено грамотно, доступно... Хотя запятые поставлены не все... Грамотишка у твоих сотрудников оставляет желать лучшего.
– Так, - полковник выдвинул ящик стола, чтобы сдержаться и не запустить чем-нибудь тяжелым в непутевую голову сына.
– Поясняю для непонятливых... Для тупых, дурных и убогих... Эксперт утверждает, что это была разрывная пуля, именно разрывная пуля разнесла коленку вашему Игорю.
– Там этого не написано!
– воскликнул Вадим.
– Написано. Между строк.
– Ты хочешь сказать, что мы стреляли друг в друга?
– взвился Вадим. Ты это хочешь сказать?
– Нет, мои намерения скромнее. Я хочу сказать, что коленка у твоего приятеля разлетелась не сама по себе, нога отвалилась не сама по себе... И только. Остальное я хочу услышать от тебя, как от непосредственного участника событий.
– А мне нечего сказать...
– Оружие у вас было?
– Какое?!
– Это другой вопрос... Начнем с малого, с самого простого, с самого примитивного... Оружие было?
– Я тебе уже отвечал на этот вопрос! Если не веришь, можешь начинать следствие! Давай!
– вдруг закричал Вадим тонким истерическим голосом.
– Ну, что же ты?! Начинай! Отдавай меня в руки своим костоломам, пусть выбивают из меня признания! Пусть пишут протоколы, вызывают понятых, пускают по следу ваших собак! Ну! Что же ты тянешь?!
Полковник долго молчал, глядя в стол, стучал пальцами по настольному стеклу, и лишь через несколько минут поднял глаза.