Женщина по средам
Шрифт:
Старик встал, помог Кате подняться, проводил ее в ванную, попридержал дверь, когда Катя попыталась закрыться.
– Ты в порядке?
– спросил он.
– Почти...
– Без глупостей?
– Не беспокойся, деда... Лишних хлопот я тебе не доставлю. Я уже дома.
– Тебя можно оставить одну?
– хмуро спросил старик, глядя на Катю из-под нависших бровей.
– Конечно, деда...
– Ты в порядке?
– повторил он.
Не отвечая. Катя похлопала его рукой по плечу, с неожиданной остротой ощутив
– Не закрывайся... Поняла?
– Не буду...
– Чтобы ломиться не пришлось.
– Не придется... Иди, - и Катя закрыла за собой дверь.
Старик остался стоять у двери. Настороженно поводя маленькими острыми глазками, он напряженно прислушивался к каждому звуку, доносившемуся из ванной.
Услышал, как упали на пол джинсы, царапнув пряжкой кафельный пол, с мягким шелестом упала рубашка. Потом вода, струя воды...
– Иди, деда, иди, - донеслось из ванной.
– Я не закрываюсь...
Старик остановился на пороге комнаты, оглянулся в полнейшей беспомощности. Жизнь навалилась на него столь злобной своей стороной, столь неожиданно и непоправимо, что он попросту не знал, как поступить. Вначале бросился на кухню и, схватив топорик для разделки мяса, выбежал на площадку. Но тут же остановился и, вернувшись в квартиру, прислушался к шуму воды в ванной.
Вышел на балкон, все еще сжимая в руке топорик. Отсюда хорошо была видна квартира, откуда только что вернулась Катя. Окна освещены, за шторами мелькали тени, там продолжалась своя жизнь. Значит, насильники еще там, значит, они и не считали нужным прятаться, скрываться. Значит, по их понятию, не произошло ничего особенного.
Старик вернулся в комнату, сел за стол, прижал кулаки к вискам. С силой постучал ими по голове, словно хотел встряхнуть собственные мозги, понять, что же происходит на белом свете, где он оказался, в какой стране, как жить дальше...
– О, Боже, - простонал старик, горестно раскачиваясь из стороны в сторону. Взгляд его, скользя по комнате, наткнулся на телефон, прошел мимо, но тут же вернулся. Это была подсказка и старик, вскочив, подошел к аппарату, набрал по памяти номер.
Трубку долго не поднимали, старик тягостно слушал длинные безответные гудки, остро ощущая в них какую-то безнадежность. Но наконец, в трубке щелкнуло и он услышал человеческий голос.
– Да!
– в голосе было и раздражение, и любопытство - кому-то стало даже интересно узнать, кто так настойчиво ломится поздним вечером в чужой дом.
– Леша?
– спросил старик.
– Ну?
– Это я, Леша...
– А, Иван Федорович! Рад тебя слышать! Что это не спится тебе по ночам?
– Зайди, Леша...
– Сейчас?
– Старик услышал не только удивление, но и огорчение, досаду, нежелание сниматься с места и куда-то нестись на ночь глядя.
– Ну, хорошо, - неохотно протянул Леша.
– Зайду, если настаиваешь... Оденусь вот только...
– Я не настаиваю... Умоляю, - старик произнес непривычное для него слово, которое уже и не употребляется, потому что всем давно стало ясно умолять бесполезно кого угодно о чем бы то ни было. Не откликаются люди на мольбы в наше время. Мольбы ближних только раздражают, вызывают досаду, в лучшем случае смешат.
– Хорошо, Иван Федорович... Иду, - и Леша положил трубку.
Он вошел через пять минут - участковый милиционер, сосед по подъезду, Алексей Николаевич, постоянный противник старика в домино и шахматах. Был участковый тощ, рыж, сутул и на человека смотрел пристально и требовательно, такая уж у него была работа.
– Иван Федорович, - начал он с порога, - ты меня напугал... Сижу, по телевизору Поле чудес показывают, какой-то хмырь отказался от миллиона рублей и выиграл яблоко... Да и то, как я успел заметить, надкушенное... Якубович его и надкусил...
– Тише, - старик приложил палец к губам и, уцепившись за рукав тренировочного костюма, в котором пришел сосед, потащил его в комнату, усадил в кресло, сам сел напротив.
– Слушаю, Иван Федорович, - растерянно пробормотал участковый. Он осторожно оглядывался по сторонам, пытаясь вонять причину стариковского беспокойства.
– Значит, так, Леша... Беда. Катю только что... Это... Ну, в общем...
Изнасиловали.
– Что?!
– вскочил участковый с кресла.
– Сядь, Леша... Я уж побегал по квартире с топориком... Да побоялся ее одну оставить... Мало ли...
– Кто?
– Леша побледнел и его веснушки, обычно почти невидимые, проступили так ясно и четко, будто стали выступающими на лице.
– Знаешь этого торгаша, который в соседнем доме квартиру купил? На втором этаже...
– Чуханов?
– Может, он и Чуханов... И это... Два его приятеля...
– Втроем?
– ужаснулся Леша.
– Они еще там, - мертвым голосом произнес старик. Праздник у них...
Свет в окнах... Их еще можно прихватить... Они даже не разбегаются, представляешь? Вроде, ничего и не случилось. Леша... Это что, уже принято?
– Так, - сказал Леша и взгляд его остановился на окне.
– Так, повторил он, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.
– Так... Где Катя?
– В ванной.
– А!
– досадливо крякнул Леша, ударив себя кулаком по тощей коленке, обтянутой тренировочными штанами.
– Напрасно... Это плохо.
– Что плохо? Почему?
– забеспокоился старик.
– Она ведь следы смывает, Иван Федорович.
– Какие следы?
– Да эти вот самые... Ты что, не понимаешь? На экспертизу бы ее...
Документ будет, доказательство... Другой разговор начнется...
– Что же ей так и таскать в себе эту бандитскую сперму?
– вскричал старик, но тут же прижал ладонь к губам, опасливо оглянулся на ванную.