Женщина приручает лаской, мужчина - терпением

Svetarinara

Харрис загнула такую цену, что я даже на секунду опешил. Но потом решил, что за Грейнджер я готов был отдать свою репутацию и жизнь, так что денег мне точно не жаль.

Можно было, конечно, припугнуть сутенершу проверкой… или заявиться c рейдом… но я не хотел больше терять время. Не хотел, чтобы к Грейнджер еще кто-нибудь прикоснулся. Хватит.

— Я пришлю Гермиону к вечеру, — объявила довольная, как кошка, мадам Харрис.

Вот так я избавил Грейнджер от рабства этой женщины. Избавил от Сивого. Избавил от других изголодавшихся и жаждущих ласк и развлечений мужчин.

Правильно ли поступил?

Не знаю… Время обязательно покажет.

Я не собирался превращать девушку в свою сексуальную рабыню. Нет. Отпустить ее я тоже не мог. В изменившемся мире ей просто некуда уйти.

Я хотел ее спасти.

И очень надеялся, что все получится…

========== Глава 7.
– Некоторые вопросы остаются без ответов. ==========

Я сидел в гостиной в своем любимом кресле и пытался читать свежую прессу.

Вернувшись домой, сразу же приказал Тинки — моей домовой, подаренной Малфоями в порыве бескорыстной дружбы, — приготовить комнату для девушки. Та с радостью взялась за дело, и уже скоро дом сиял двойной порцией чистоты, а из кухни потянулись восхитительные ароматы.

Хмыкнув про себя, я, в который раз за вечер, скосил глаза на камин: все не мог дождаться, когда появится Гермиона. Теперь официально она будет моей…

Камин полыхнул зеленой вспышкой, и в гостиной появилась тонкая девичья фигура. Грейнджер легонько стряхнула с платья пепел и, бросив беглый взгляд на обстановку, повернулась ко мне.

Долгую, непозволительно долгую минуту мы пялились друг на друга, а потом Гермиона поклонилась.

— Добрый вечер, мистер Снейп, — голос тих, не дрожит. Будто не помнит, что я сделал с ней в прошлую встречу.

Я промолчал. Мое внимание привлек ее скудный багаж — всего одна небольшая сумка.

— Это все ваши вещи? — кивнул в сторону поклажи.

— Да, — спокойно ответила Грейнджер.

— Как-то маловато, или вы использовали заклятие невидимого расширения?

Вот зачем мне такие подробности?! Да не нужны они мне! Просто хотелось втянуть девчонку, стоявшую как фарфоровая кукла на подставке, в разговор. Хоть о чем-то, только чтобы не было неловкого молчания и этого отстраненного взгляда.

На личике Грейнджер отразилось удивление, непонимание. Она посмотрела прямо мне в глаза — и я увидел на дне карих омутов отголосок злости и боли. Но почти сразу маска отчужденности и покорности оказалась на ней.

— У меня больше нет палочки, сэр. Это все мои вещи. Я же никуда не ходила, поэтому в разнообразии не было необходимости.

Я хотел огреть себя чем-нибудь тяжелым. Вот идиот, лишний раз напомнил о том, что она теперь никто: грязнокровка, рабыня… Кажется, я сам за эти годы не смог свыкнуться с новыми устоями. Или просто мисс Всезнайка не вяжется у меня с ними?

У грязнокровок сразу же были изъяты палочки: они были лишены возможности выплескивать свою магию — жестокая моральная пытка. Их просто распределили по чистокровным семья в качестве прислуги, часть оказалась в Министерских подсобках. Им позволено было работать, быть частью магического сообщества, но с некоторыми ограничениями. Вот поэтому я и не мог понять, почему Грейнджер с таким магическим и умственным потенциалом оказалась на самом дне социальной лестницы.

Можно

было бы покопаться в документации, но я надеялся, что однажды девчонка сама созреет для откровенного разговора.

— Ах, да! Я и забыл, — все, что смог выдавить из себя, чтобы прервать затянувшееся молчание. — Мисс Грейнджер, я полагаю, мадам Харрис все вам объяснила? — надеюсь, ведьма додумалась упомянуть, что отсылает девушку ко мне ни на неделю, ни на месяц, а на более длительный срок… навсегда…

— Да, конечно, сэр, — девушка говорила невозмутимо, будто все происходящее не казалось до нелепости абсурдным. — Теперь вы мой хозяин.

Сердце неприятно кольнуло.

Хозяин.

Вот, кто я для нее. В глазах Гермионы я просто очередной монстр, забравший ее к себе. Этакое Чудовище из детской сказки, похитившее и замуровавшее Красавицу в своем заколдованном замке. Вот только мне до чудовища, по крайней мере хотелось надеяться, далеко. На роль принца я тоже не тяну, но и до полнейшего урода мне прилично. Грейнджер, конечно, красавица, но я выкупил ее из той золотой клетки не для того, чтобы посадить в другую. Я хотел дать ей свободу. Хоть какую-то… Да и дом мой до заколдованного замка не дотягивает: обычная крепкая постройка на отшибе, чтобы меньше любопытных глаз, с доброй, немного своевольной домовой. Тинки вообще не выглядела забитой, как все ее сородичи. А я не собирался этого менять. Помня антирабскую активность Грейнджер, начиная с четвертого курса, такой домовой эльф — жирный плюс в мою пользу.

Но все равно взбесила ее покорность: я вообще никогда не отличался сдержанностью в плане раздражающих учеников…

— И вы так спокойно об этом говорите? — холодно спросил девушку.

Гермиона задумалась на мгновение, а потом снисходительно пожала плечами:

— Почему я должна говорить об этом по-другому?

— Да придите в себя, чертова гриффиндорская, невыносимая Всезнайка! — я так взбесился, что просто вскочил на ноги и подлетел к застывшей девушке. — Да Годрик сам зарезал бы себя своим мечом, если бы увидел, кто учился на его факультете, что стало с той, кому полагается быть храброй, сильной, строптивой! А вы просто тряпка, Грейнджер! Плывете по течению и даже не пытаетесь ничего менять!

— Много кто учился не на тех факультетах, — тихонько, на грани слышимости выдохнула девушка.

Я подцепил пальцами ее подбородок, заставляя смотреть на себя:

— И это все, что вы услышали? Тогда вы просто безмозглая курица! Мне стыдно за вас! — я выпустил ее из своих рук. — Тинки проводит вас в вашу комнату.

Грейнджер молчала, а я не спешил вызывать домовую.

— Скажите, сэр, а вам не было стыдно, когда вы предали тех, кто вам верил?

Как будто обухом по голове. В самое темечко.

Резко повернув голову, уставился на девчонку: спокойно меня разглядывала, будто и не произносила этой обличительной фразы.

— Это не ваше дело, — выдавил я.

Было, Грейнджер. Если бы ты знала, как мне было стыдно. Как было гадко. До сих пор не могу простить себе свою трусость. Лучше бы подох в день Финальной битвы, чем всю оставшуюся жизнь пресмыкаться перед тираном и корить себя за это.

— В таком случае мое поведение и мой выбор пусть тоже останутся моим делом, — непривычно холодно отчеканила слова Гермиона.