Женщина с той стороны
Шрифт:
Когда плоды на деревьях налились сладким соком, а на полях вовсю шла уборка урожая, когда кладовые ломились от кругов свежего сыра и с потолка свисали перевитые косы лука, я проснулась от боли. Полежала немного, прислушиваясь к своим ощущениям. Пришло время, поняла я. Будить Анну раньше времени не стоило, лучше насладиться ночным покоем и свежим ветром, что несёт в открытое окно запах скорой осени. Когда схватки становятся регулярными, поднимаюсь и иду будить Анну.
— Анна, вставай, — трясу я за плечо спящую женщину. Она испуганно вскидывается.
— Что-то случилось?
— Я рожаю. Отправь за Ханной.
— Рожаете???
По моим ногам резко, словно прервав преграду, стекает поток воды. Я охаю. Стою босыми ногами в луже воды, с постели испуганно смотрит Анна.
— Думаю, да, точно, — серьёзно отвечаю я.
Вокруг поднимается переполох, я, его виновница, лежу в постели. Ханна уже пришла. Кипит вода, пахнет травами, в комнату то и дело кто-то входит, и это безумно меня раздражает.
— Я рожаю, чёрт побери! Что за проходной двор?
Тело скручивает хватка. Дверь вновь отрывается, и входит Айя. Я морщусь.
— Позволь, не гони.
Я позволила. Именно она держала меня за руку все эти часы, что меня мучила родовая боль. На следующий день я увидела на её руках синяки, но тогда она не сказала мне и слова, лишь гладила ободряюще. В моих глазах туманилось от боли, я мало о чем думала, лишь только бы вытолкнуть изнутри этот источник боли скорее. Когда раздался первый крик моего сына, уже начался новый день. Ханна ловко перевязала пуповину и дала мне ребёнка. Если честно, я мало что чувствовала, кроме облегчения, что все позади, но, когда сын открыл глаза, я задохнулась от нежности. Казалось, его глаза такие же серые, как и у Назара.
Ребёнок зашелся плачем, я передала его Анне. Посмотрела на Айю. Она плакала. Беззвучно, не скрываясь. По щекам катились слёзы, а на губах улыбка.
— Он прекрасен, Зоя. Он само совершенство.
И вышла из комнаты. Я пережила ещё несколько неприятных манипуляций и провалилась в сон. На следующее утро в мою комнату ввалилась вся императорская семья во главе с Валлиаром. Он бережно держал ребёнка, рядом на цыпочках стояла Тирена, ей не давали посмотреть на малыша. Ничего, придёт позже, я покажу.
— По традиции, — говорит Валлиар. — Ты сама должна наречь сына.
— Пусть его зовут Александром.
Сашей звали мою бабушку. А это её внук, дико, да? Валлиар кивает, подходит к окну. Слуга широко распахивает обе створки.
— Будущему императору, Александру, уже один день, — громко говорит он и поднимает ребёнка выше.
Снаружи раздаётся многоголосый крик толпы. Аглая распоряжается, чтобы катили бочки с вином и несли угощение, в честь рождения моего сына будет устроен праздник прямо на площади. Наконец, все выходят из комнаты, я поворачиваюсь на бок, смотрю на спящего рядом младенца и думаю, неужели это все? И такой вот финал у моей истории?
Десятая глава
Солнце приветливо заглядывало ко мне сквозь открытые окна. Ветер играл занавесками. Нам везло, дворец стоял мало того, что в отдалении от других построек и окруженный стеной, так ещё и в самом чистом районе города. Во многих районах, даже ремесленных, среднего достатка, было не продохнуть, и ставни предпочитали не открывать. А рынки летом я не посещала вовсе, если только выездные ярмарки. Этот мир был щедр и на трескучие морозы с метелями зимой, и на иссушающее пекло летом. Служанка помогла мне одеться, я подошла к окну и привычно выглянула наружу. Скоро осень.
— Саша, — тихонько позвала я.
Он помедлил немного, потом поднял голову. На меня уставились два синих бездонных колодца. Да, его глаза, такие серые поначалу, синели с каждым днём, а сейчас стали такими же, как у отца, только ярче, свежее. Посмотрел, кивнул здороваясь, и вновь склонился к игрушкам. Поначалу я боялась, что его зачатие, сдобренное алкоголем и травами Ханны не прошло даром, и я родила слабоумного императора. Но потом поняла, что эмоции ему чужды. Даже сейчас, в его три годика. Мне хотелось растормошить его, чтобы он смеялся и бегал так же, как и остальные ребятишки, но если я начинала его тискать или щекотать, он обижался. Причём не ревел и тогда, а лишь отстранялся и уходил. Такой вот старичок в теле моего сына. Тогда, три года назад вся женская половина дворца была в шоке, когда я порывалась кормить своего сына грудью.
— Да вы что! — выговаривала мне Аглая. — Вы же не простолюдинка! Я уже давно нашла двух чистых и здоровых кормилиц, выбирайте из них.
Я сдалась и уступила. Вообще, в большинстве случаев проще отступить, это бережет нервы и время. Но теперь я жалела, быть может, если бы он сосал материнскую грудь, то связь между нами была бы крепче? Но кто сейчас может сказать наверняка.
— Как он сегодня? — спросила я у няни.
— Как всегда, — пожала плечами она. — Проснулся в четыре тридцать, позавтракал с господином Валлиаром, потом час играл. Затем приходила Тирена и читала ему. Потом гуляли и полдничали. Сейчас играем.
Мой сын жил по графику. Причём установил его сам. Ему нравилось завтракать с отцом, благо он нуждался в сне так же мало, как и он. Просыпался после четырёх, тихий час с одиннадцати до часу. Отбой в девять. Я не понимала страсти к порядку у такого маленького создания, но Аглая видела в нем маленького Валлиара, а Айя была просто в восторге. Ей казалось, что он самый идеальный ребёнок в мире. Я повернулась к няне.
— Выйдите на минутку. Мне надо поговорить с сыном.
Поговорить с трехлеткой? Да, именно так, у нас маленький Александр воспринимался предельно серьёзно. И говорил он безупречно, чисто, правда, предпочитал отмалчиваться. Няня вышла.
— Александр, Саша! — вновь позвала я.
Он со вздохом отложил солдатика, понимая, что поиграть спокойно ему уже не дадут, и поднялся. Отряхнул штанишки на коленях, поправил рубашку и вновь уставился на меня синими глазищами.
— Сынок, ты ведь любишь меня?
— Да, госпожа, — послушно ответил он, а во взгляде тоска и желание вернуться к игре.
— Обними маму, пожалуйста.
Я присела перед ним на колени и протянула руки навстречу. Он послушно прижался ко мне, мой маленький император. Пах он ребёнком, так же, как и тогда, когда для того, чтобы обнять его, мне не требовалось разрешения. Он вытерпел мою ласку и отодвинулся.