Женщина-зима
Шрифт:
Димка ничего не знает про жизнь и смерть. А Добров теперь знает. Оказывается, человеку мало надо. Видеть небо, дышать, ощущать запахи. Предчувствовать весну. Скворечник вешать в саду. Ходить на рыбалку. Это настоящая жизнь. А то, чем он жил до сих пор, — это что? Это — гонка…
Он усмехнулся. Надо же — начал философствовать. А между тем Славный втащил их на пригорок. Отсюда — вся деревня как на ладони.
— Вон школа. Вон клуб, — показывал Тимоха. — Там мама работает. Вон гараж, мастерские.
— Сколько лет тебе было, когда отца не стало?
— Девять.
— А ты… хорошо помнишь его?
— Конечно, — даже слегка обиделся Тимоха. — Все помню. Как вчера.
— А чему тебя отец научил? — допытывался Добров. Тимоха видел, что Доброву действительно важен его ответ, и поэтому честно углубился в воспоминания.
— Готовить учил.
— Готовить?
— Ну да. Отец говорил, что мужчина должен уметь приготовить себе еду и сам следить за своей одеждой. Стирать там, гладить.
— Да, — согласился Добров.
Внутренне он проецировал разговор на себя и Ростика. Он непрестанно думал о своем сыне в ключе последних событий. А если бы там, на обочине, не встретились ему Полина и Тимоха? Если бы Полина не оказалась медиком, все могло быть иначе. Он умер бы прямо там, в лесу. Что было бы с его сыном, ничего не умеющим в жизни, ничего в ней не понимающим? Смог бы Ростик потом ответить на вопрос: «Чему тебя научил отец?»
— Отец строгим был?
— Нет, добрым.
— Деревню любил?
— Отец городской был. Это мама у нас деревенская, она его сюда перетащила. У нас летом, знаете, как красиво? Ого-го! Луга цветут, в озерах карась, в лесу земляника. Летом к нам обязательно приезжайте. Я вам грибные места покажу.
— Обязательно приеду, — пообещал Добров. — С сыном. У меня сын Ростислав, пока еще дошкольник, ни разу корову живьем не видел.
— Привозите. Я его на лошади покатаю. Они слезли с саней. Оглянулись на пригорок.
— Ого! Да ваш переговорный пункт занят, — усмехнулся Борис. На самой верхушке приплясывал какой-то сумасшедший с сотовым телефоном.
— Это дядя Павел Гуськов. У Гуськовых у одних в деревне сотовые. Только вот сети нет. Приходится каждый раз на гору бегать.
Борис присвистнул. Теперь он заметил внизу, на дороге, зеленую «Ниву».
Напрыгавшись и наоравшись, Гуськов сбежал по горе вниз, впрыгнул в «Ниву» и уехал. Борис достал телефон. Сеть была плохая. Он глазами смерил расстояние до верхушки горы и с сомнением покачал головой. Еще неделю назад он, не задумываясь, зашагал бы вверх. Теперь он не доверял своему телу.
— Давайте я проверю, — предложил Тимоха.
Он взял протянутый ему телефон, в несколько гигантских шагов очутился на вершине горы.
— Ловит! — обрадованно закричал он. — Кого набрать?
— Дмитрия!
Тимоха
— Есть! Сигнал идет! Что сказать?
Добров дернулся в сторону Тимохи, но тут же остановился. Действительно, что сказать Димычу, который ему теперь то ли друг, то ли враг? Сказать, что жив и здоров, но самостоятельно не может добраться домой?
Тимоха сверху отчаянно жестикулировал.
— Объясни… как сможешь, — буркнул Добров и махнул рукой.
Тимоха что-то заговорил в трубку, потом стал перебегать с места на место, орать отдельные слова. Вероятно, сеть была непостоянна. Парень прыгал по горе, как и предыдущий товарищ. Потом уставился на телефон. Постояв так несколько секунд, стал спускаться.
— Телефон разрядился.
Борис уже понял, что этим все закончится. Он вспомнил слова Полины. Зачем-то он очутился в этой дыре, оторванный от мира. Он сейчас не принадлежит себе. Нужно расслабиться и плыть по течению.
— Поехали домой, Тимоха.
— Поехали.
Возвращались молча. Теперь настроение Бориса изменилось. Он задавал себе вопрос: смог бы жить здесь? И сам себе отвечал: нет, не смог бы. Не выдержал бы созерцания всеобщей нищеты, выпирающей то упавшим забором, то осевшей крышей сарая, то некрашеными окнами клуба… Кругом разруха, запустение, вчерашний день…
— А это наша столовая. — Тимоха показал на длинное одноэтажное кирпичное здание с облезлой дверью. Сбоку торчало дощатое сооружение известного назначения вовсе без дверей. — Когда-то здесь такие беляши жарили! — вспоминал Тимоха. — Наш колхоз раньше был миллионер. В каждом втором дворе — машина. А сейчас снова на санях ездят.
— Ну, ты-то, наверное, тех времен не помнишь. А, Тимофей?
— Я — нет. Дед рассказывал, и мама помнит.
— Ну а ты скорее всего мечтаешь уехать отсюда куда глаза глядят.
— Почему вы так думаете? — возразил парень. — Как же я маму оставлю одну? Ей без меня трудновато придется.
— Чем же ты здесь займешься?
— Мало ли чем? Вон дядя Володя Никитин маслобойку построил. И я что-нибудь придумаю. Сначала в армию пойду, потом сельхозакадемию закончу. А потом обязательно что-нибудь придумаю!
Добров повернулся, чтобы лучше видеть лицо своего спутника.
— Тимофей, дай я пожму твою руку!
Они обменялись рукопожатием. Когда вернулись домой, Полины не было.
— Мама на репетиции в клубе, — пояснил подросток.
— А ты что будешь делать?
— Корову посмотрю, она у нас отелиться вот-вот должна. А потом ужин буду готовить.
— Меня в напарники возьмешь? Не привык я, брат, без дела сидеть.
— А что вы умеете? Борис честно подумал:
— Курицу могу жареную, отбивные и плов.