Женщины Цезаря

Маккалоу Колин

И наконец настала очередь Марка Цепария, который вдруг разрыдался так, что еле смог говорить.

Хотя это далось Катулу тяжко, но, когда все закончилось, он поблагодарил столь блестящего и бдительного старшего консула Рима. Чувствовалось, что ему трудно говорить, но слова звучали ясно, отчетливо — не менее четко, чем признания Цепария.

— Я приветствую тебя как pater patriae, отца нашей отчизны! — вдруг воскликнул Катон.

— Он это серьезно или насмехается? — спросил Силан Цезаря.

— С Катоном ничего определенного сказать нельзя.

Цицерону

дали полномочия арестовать заговорщиков, которые отсутствовали. После этого присутствующих заговорщиков предстояло распределить под охрану сенаторов.

— Я возьму Лентула Суру, — печально сказал Луций Цезарь. — Он мой зять. Может быть, его следовало бы отправить к другому Лентулу, но по праву он должен находиться у меня.

— Я возьму Габиния Капитона, — сказал Красc.

— Я — Статилия, — сказал Цезарь.

— Дайте мне Цетега-младшего, — сказал старый Гней Теренций.

— А как мы поступим с действующим претором, который также оказался изменником? — спросил Силан, совсем посеревший в духоте.

— Он должен снять с себя знаки отличия и распустить своих ликторов, — распорядился Цицерон.

— Не думаю, что это законно, — возразил Цезарь немного устало. — Никто не может досрочно снять с должности курульного магистрата. Строго говоря, ты не можешь его арестовать.

— Мы можем это сделать в соответствии с senatus consultum ultimum! — резко ответил уязвленный Цицерон. Почему Цезарь всегда придирается — законно, не законно? — Если ты предпочитаешь строгую законность, не называй это досрочным снятием с должности! Считай это досрочным снятием с него курульных украшений!

Здесь Красc, утомленный теснотой и мечтающий выйти поскорее из храма, прервал этот язвительный обмен репликами и предложил устроить публичный праздник благодарения в честь бескровного раскрытия заговора в стенах города, не упомянув при этом имени Цицерона.

— Раз уж ты выдвинул такое предложение, Красc, почему ты не предложишь заодно гражданский венец нашему дорогому Марку Туллию Цицерону? — съязвил Попликола.

— Ну уж это — явная ирония, — сказал Силан Цезарю.

— О-о, хвала богам, наконец-то он закрывает собрание, — был ответ Цезаря. — Неужели он не мог устроить разбирательство в храме Юпитера Статора или Беллоны?

— Завтра, здесь, во втором часу дня! — крикнул Цицерон под всеобщий стон, а затем быстро вышел из храма, взошел на ростру и произнес успокоительную речь перед огромной толпой, жаждавшей известий.

— Я не знаю, почему он так спешит, — сказал Красc Цезарю, пока они стояли, разминая затекшие мускулы и полной грудью вдыхая свежий воздух. — Ведь он не может сейчас вернуться домой. Его жена отмечает сегодня праздник в честь Bona Dea, Благой богини.

— Да, конечно, — вздохнул Цезарь. — Мои жена и мать тоже там, не говоря уж о моих весталках. Думаю, и Юлия с ними. Она становится взрослой.

— Вот бы и Цицерон тоже повзрослел.

— Перестань, Красc! Наконец-то он в своей стихии! Дай ты ему насладиться его маленькой

победой. Фактически это был не очень крупный заговор, и шансов на успех у него было не больше, чем у фавна Пана с его козлиными копытами, рогами и хвостом в состязании в музыкальном искусстве с Аполлоном. Буря в бутылке, не больше.

— Пан против Аполлона? Но ведь Пан победил, не так ли?

— Только потому, что судьей был Мидас, царь Фригии. И за это Аполлон наградил его ослиными ушами.

— Судит всегда Мидас, Цезарь.

— Власть золота.

— Именно.

Они направились в верхнюю часть Форума. Их нисколько не интересовало, с какой речью Цицерон обратился к народу.

— Разумеется, твой род тоже в этом замешан, — сказал Красc, когда Цезарь не пошел по Священной улице, а направился вместе с ним к Палатину.

— Ты прав. Одна очень глупая кузина и ее трое здоровенных глупых сынков.

— Ты думаешь, она будет в доме Луция Цезаря?

— Конечно нет. Луций Цезарь слишком тщательно соблюдает формальности. У него сейчас под охраной находится муж его родной сестры. Поскольку моя мать на празднике в доме Цицерона, думаю, я загляну к Луцию и скажу ему, что иду навестить Юлию Антонию.

— Не завидую тебе, — усмехнулся Красc.

— Поверишь ли: я сам себе не завидую!

Цезарь услышал голос Юлии Антонии, еще не успев постучать в дверь очень красивого дома Лентула Суры, и расправил плечи. Ну почему именно сегодня понадобилось отмечать праздник Bona Dea? Все подруги Юлии Антонии собрались в доме Цицерона. Bona Dea — не такое божество, которым можно пренебречь ради бедствующей подруги.

Трое сыновей Антония Кретика ухаживали за своей матерью с терпением и добротой, удивившей Цезаря. Увидев Цезаря, она проворно вскочила и бросилась ему на грудь.

— О, кузен! — зарыдала она. — Что мне делать? Куда я пойду? Они конфискуют все имущество Суры! У меня даже не будет крыши над головой!

— Оставь его в покое, мама, — сказал Марк Антоний, ее старший сын, отрывая пальцы матери, вцепившиеся в Цезаря, и усаживая ее обратно в кресло. — Сиди и постарайся сдерживать себя. Это не поможет нам выйти из нашего положения.

Юлия Антония повиновалась, вероятно потому, что уже совсем выбилась из сил. Ее самый младший сын Луций, довольно жирный и неуклюжий парень, сел в кресло рядом с ней, взял ее руки в свои и стал ее успокаивать.

— Теперь его очередь, — кратко объяснил Антоний и повел Цезаря в перистиль, где к ним присоединился средний сын Гай.

— Жаль, что Корнелии Лентулы составляют сейчас большинство из Корнелиев в Сенате, — сказал Цезарь.

— И никому из них не хочется признаваться, что в семье появился изменник, — угрюмо отозвался Марк Антоний. — А он — изменник?

— Без всякого сомнения, Антоний.

— Ты уверен?

— Я только что это сказал! В чем дело? Беспокоишься, что тебя тоже сочтут замешанным? — спросил Цезарь, вдруг почувствовав тревогу.