Женщины Цезаря
Шрифт:
Претор Гай Сульпиций тоже здесь, как заметил Цицерон. Хорошо! Не приходится играть роль лидера, незаслуженно пользующегося большой властью. Пусть не будет ничего, в чем Катон мог бы его обвинить.
— Гай Сульпиций, пожалуйста, сходи в дома Лентула Суры, Цетега, Габиния и Статилия и посмотри, не держат ли они у себя оружие. Возьми с собой центурию Помптина. Пусть они еще поищут в резиденции Порция Леки и в домах Цепария, Луция Кассия, Волтурция, которые сейчас находится здесь. И Луция Тарквиния. Я повторяю, пусть твои люди продолжат обыск, после того как ты лично осмотришь дома сенаторов-заговорщиков,
Никто не хотел ни есть, ни пить. Цицерон выпустил Цепария из шкафа и позвал аллоброгов из столовой. Если какой-то пыл и оставался у Цепария, то пребывание в душном шкафу погасило его. Шкаф Цицерона почти не пропускал воздуха, и Цепарий вышел из него, ловя ртом воздух.
Действующий претор — изменник! Ведь он и консулом даже был. Как же повести себя, чтобы сложилось хорошее впечатление о человеке, которого все считают выскочкой, «новым человеком», чужаком из Арпина? Цицерон подошел к Лентулу Суре, взял его вялую руку и крепко сжал.
— Пойдем, Публий Корнелий, — спокойно сказал он, — пора идти в храм Согласия.
— Как странно! — воскликнул Луций Котта, когда длинная цепочка людей устремилась через Нижний Форум по лестнице Весталок к храму Согласия.
Лестница, высеченная в скалистом склоне Капитолия, отделяла храм от места, где казнили преступников. Именно по этой лестнице тела осужденных крюками стаскивали в Тибр.
— Странно? Что странно? — спросил Цицерон, все еще ведя за руку вялого Лентула.
— Как раз в этот момент подрядчики водружают на пьедестал новую статую Юпитера Наилучшего Величайшего в его храме. Давно пора! Прошло почти три года, с тех пор как Торкват и я давали ему клятву! — Луций Котта поежился. — Все эти предзнаменования!
— Сотни их было за твой год, — сказал Цицерон. — Я всегда жалел старую этрусскую волчицу, потерявшую своего детеныша, убитого молнией. Мне нравилось выражение ее морды, такое собачье! Она давала Ромулу свое молоко, но совершенно не заботилась о нем.
— Я никогда не понимал, почему она не давала молока обоим детям, — сказал Котта и пожал плечами. — А может быть, в легенде этрусков говорилось только об одном ребенке. Статуя определенно была выполнена еще до Ромула и Рема. А у нас все же есть сама волчица.
— Ты прав, — согласился Цицерон, помогая Лентулу Суре подняться по трем ступеням, ведущим к паперти очень низкого храма, — это предзнаменование. Я надеюсь, это к добру — Великий Бог смотрит на восток!
У входа он вдруг остановился.
— Edepol! Какая будет давка!
Храм буквально трещал по швам, пытаясь вместить всех сенаторов, присутствующих в Риме. Явились даже больные. Выбор места не был пустой прихотью Цицерона. Его очень беспокоило сохранение согласия между всеми сословиями римлян. В курии Гостилия нельзя было проводить собрание, когда рассматривался вопрос об измене, а поскольку в данном случае измена касалась всех слоев римского общества, храм Согласия оказался самым подходящим. К сожалению, здесь не было деревянных ярусов, как в храме Юпитера Статора. Поэтому всем пришлось стоять, задыхаясь в духоте.
Наконец Цицерону удалось установить подобие порядка, посадив
— Оружие найдено в доме Гая Цетега! — доложил запыхавшийся претор Сульпиций. — Сотни мечей и кинжалов. Несколько щитов. Кирас нет.
— Я люблю коллекционировать оружие, — сказал Цетег с таким видом, словно все это ему порядком надоело.
Хмурясь, Цицерон размышлял о другой проблеме, вызванной теснотой.
— Гай Косконий, — обратился он к претору, — я слышал, ты недурно владеешь скорописью. Откровенно говоря, здесь уже нет места для полудюжины писцов, так что я обойдусь без профессионалов. Выбери трех заднескамеечников, которые тоже умеют записывать произносимое. Вчетвером вам будет легче справиться. Думаю, четверых достаточно. Сомневаюсь, что собрание затянется надолго, так что у вас потом будет время сравнить записи и составить общий черновик.
— Ты только посмотри на него и послушай! — шепнул Силан Цезарю.
Странный выбор наперсника — если учесть, какие между ними существуют отношения. Но вероятно, решил Цезарь, рядом с Силаном просто больше не оказалось никого, кого он счел бы стоящим собеседником. Включая будущего коллегу Силана по консульству — Мурену.
— Наконец-то наш Цицерон на вершине славы! — Силан издал смешок, в котором Цезарь расслышал отвращение. — Что касается меня, я считаю все это невыразимо омерзительным!
— Даже земледельцы из Арпина должны иметь свой день, — отозвался Цезарь. — Гай Марий положил начало традиции.
Наконец после молитв и жертвоприношения, чтения знаков и приветствий, суетясь и нервничая, Цицерон открыл заседание. Он оказался прав, собрание длилось недолго. Проводник заговорщиков Тит Волтурций, выслушав показания Фабия Санги и Брога, заплакал и захотел рассказать все. Что он и сделал. Он ответил на все вопросы, выдвигая против Лентула Суры и еще четверых все более и более тяжкие обвинения. Луций Кассий, объяснил он, внезапно уехал в Дальнюю Галлию. Сейчас он, наверное, на пути в Массилию, в добровольную ссылку. Другие тоже бежали, включая сенаторов Квинта Анния Хилона, братьев Сулл и Публия Автрония. Он назвал много имен — всадников, банкиров, мелких сошек, паразитов. К концу его показаний оказалось, что в заговор серьезно вовлечены двадцать семь римлян, от Катилины до него самого (а племянник диктатора Публий Сулла — не названный обличителем! — при этом истекал потом).
Затем принцепс Сената Мамерк сломал печати на письмах и прочитал их. Это немного разрядило напряжение.
Желая сыграть роль великого юриста, стремившегося докопаться до истины, Цицерон сначала стал задавать вопросы Гаю Цетегу. Но, увы, Цетег сломался и сразу же признался во всем.
Следующим был Статилий — результат тот же.
После этого наступила очередь Лентула Суры, который также во всем публично покаялся, даже не ожидая, пока ему зададут вопросы.
Габиний Капитон некоторое время сопротивлялся, но раскололся, едва Цицерон приступил к допросу.