Женщины Цезаря

Маккалоу Колин

— До сих пор города не восставали. Они слишком боятся.

— В них очень много этрусков, а этруски ненавидят Рим.

— Это восстание — работа ветеранов Суллы.

— Которые не живут в городах.

— Именно.

— Так мне поднять снова этот вопрос в Сенате?

— Да, муж. Тебе терять нечего, так что попытайся опять.

Двадцать первого октября он так и сделал. Собрание было малочисленным — еще одно доказательство того, что сенаторы Рима думали о старшем консуле: амбициозный «новый человек», любящий делать из мухи слона и желающий найти причину достаточно серьезную, чтобы произнести несколько речей, которые

стоит опубликовать для потомства. Катон, Красc, Катул, Цезарь и Лукулл присутствовали на этом заседании, но три первых ряда пустовали. Однако Катилина был в центре внимания, окруженный своими благожелателями, которые считали, что его просто преследуют. Луций Кассий, Публий Сулла, племянник диктатора, его дружок Автроний, Квинт Анний Хилон, оба сына покойного Цетега, два брата Суллы, не из семьи диктатора, но тем не менее имеющие к нему близкое отношение, остроумный плебейский трибун Луций Кальпурний Бестия, выбранный на следующий год, и Марк Порций Лека. «Неужели они все участвуют? — спрашивал себя Цицерон. — Неужели я вижу новый порядок, готовящийся в Риме? Если так, то невысокого я мнения об этом новом порядке. Все эти люди — мерзавцы». Он глубоко вдохнул и начал:

— Я устал произносить эту длинную фразу — senatus consultum de re publica defendenda, поэтому я решил дать новое имя декрету Сената для критических ситуаций. Единственный декрет, который может издать Сенат, декрет, обязательный для комиций, правительственных органов, учреждений и граждан. Я назову его senatus consultum ultimum. И я хочу, почтенные отцы, чтобы вы издали этот senatus consultum ultimum.

— Против меня, Марк Туллий? — спросил Катилина, улыбаясь.

— Против революции, Луций Сергий.

— Но ты ничего не доказал, Марк Туллий. Предоставь нам доказательства, а не пустые слова!

Опять замаячила неудача.

— Вероятно, Марк Туллий, мы скорее поверили бы в мятеж в Этрурии, если бы ты перестал нападать на Луция Сергия, — заметил Катул. — Твои обвинения против него абсолютно ни на чем не основаны, а это в свою очередь бросает огромную тень сомнения на любое необычное волнение к северо-западу от Тибра. В Этрурии часто неспокойно, а Луций Сергий — ясно, козел отпущения. Нет, Марк Туллий, мы не поверим ни одному твоему слову без более конкретных доказательств, чем красивые речи.

— У меня есть конкретные доказательства! — прогремел голос от двери, и вошел экс-претор Квинт Аррий.

Колени у Цицерона вдруг подкосились, он опустился на свое курульное кресло консула и с открытым ртом уставился на Аррия, взъерошенного с дороги, одетого для верховой езды.

Палата загудела, все воззрились на Катилину, который сидел среди друзей, ошеломленный.

— Поднимись на подиум, Квинт Аррий, и расскажи нам о случившемся.

— В Этрурии восстание, — просто сказал Аррий. — Я сам свидетель этому. Ветераны Суллы все ушли со своих земель и тренируют добровольцев — большей частью тех, кто потеряли дома или имущество в эти тяжелые времена. Я нашел их лагерь в нескольких милях от Фезул.

— Сколько людей вооружены, Аррий? — спросил Цезарь.

— Около двух тысяч.

Все облегченно вздохнули, но вскоре лица опять вытянулись. Аррий продолжил рассказывать о том, что такие же лагеря существуют в Арреции, Волатеррах и Сатурнии. Все говорит за то, что и Клузий тоже принимает в этом участие.

— А про меня что, Квинт Аррий? — громко спросил Катилина. — Вероятно, я — их лидер, хотя сижу здесь, в Риме?

— Их лидер, как я могу догадаться, Луций Сергий, — это человек по имени Гай Манлий,

который был центурионом Суллы. Твоего имени я не слышал, и у меня нет доказательств, чтобы обвинить тебя.

При этих словах люди, собравшиеся вокруг Катилины, радостно закричали, и все в Палате вздохнули с облегчением. Проглотив досаду, старший консул поблагодарил Квинта Аррия и снова попросил Палату издать senatus consultum ultimum, разрешив ему и его правительству выступить против мятежных солдат в Этрурии.

— Будем делиться, — сказал он. — Кто за senatus consultum ultimum, чтобы подавить мятеж в Этрурии, пожалуйста, встаньте справа от меня. Кто против — пожалуйста, встаньте слева от меня.

Все встали справа, даже Катилина и все его сторонники. У Катилины был такой вид, словно он хотел сказать: «Ну, делай свое грязное дело, ты, арпинский выскочка!»

— Однако, — сказал претор Лентул Сура, после того как все вернулись на свои места, — концентрация войска не всегда означает, что готовится восстание, по крайней мере на данный момент. Ты слышал какую-нибудь дату, Квинт Аррий? Пять дней до ноябрьских календ, например, как было сказано в тех знаменитых письмах, посланных Марку Крассу?

— Даты я не слышал, — сказал Аррий.

— Я спрашиваю, — продолжал Лентул Сура, — потому что казна сейчас не в состоянии найти большие суммы для массовой вербовки. Могу я предложить, Марк Туллий, чтобы на данный момент ты применил свой senatus consultum ultimum в ограниченном варианте?

Было видно, что присутствующие согласны с Лентулом Сурой. Поэтому Цицерон довольствовался тем, что изгнал из Рима всех гладиаторов-профессионалов.

— Что, Марк Туллий, и даже без директивы выдать оружие всем гражданам этого города, которым положено иметь его в экстренных случаях? — снисходительно спросил Катилина.

— Нет, Луций Сергий, я не буду отдавать такой приказ, пока не докажу, что ты и твои сторонники — враги народа! — резко ответил Цицерон. — Зачем раздавать оружие тем, о ком я думаю, что они повернут это оружие против всех законопослушных граждан?

— Этот человек невыносим! — воскликнул Катилина, воздевая руки. — Не имеет ни малейших доказательств, а настаивает на моем обвинении!

Но Катул помнил, что они с Гортензием чувствовали год назад, когда на курульных выборах задумали вынуть Катилину из кресла, в которое они посадили Цицерона как вынужденную альтернативу Луцию Сергию. Возможно ли, чтобы Катилина был главным зачинщиком готовящегося восстания? Гай Манлий — его клиент, как и другой мятежник, Публий Фурий. Вероятно, было бы разумно узнать, являются ли его клиентами Минуций, Публиций и Авл Фульвий. В конце концов, никто из тех, кто окружает Катилину, не является столпом нравственности! Луций Кассий — жирный дурак, а Публий Сулла и Публий Автроний — ведь они были лишены права занимать консульскую должность. И в то же время ходил слух, будто они планировали убить Луция Котту и Торквата, которые их заменили. Катул решить открыть рот.

— Оставь Марка Туллия в покое, Луций Сергий! — устало потребовал он. — Мы вынуждены мириться с этой малой войной между вами, но нельзя мириться, когда частное лицо пытается сказать законно выбранному старшему консулу, как следует осуществлять его… э… э… senatus consultum ultimum. Я согласен с Марком Туллием. Отныне следует пристально следить за концентрацией войска в Этрурии. Поэтому никому в этом городе сейчас не надо выдавать оружие.

— Ты начинаешь побеждать, Цицерон, — сказал Цезарь, когда сенаторы разошлись. — Катул изменил мнение о Катилине.