Женщины его жизни
Шрифт:
Она была молода, хороша собой, элегантно одета. Йоганн никогда ее раньше не видел и теперь смотрел ей вслед, но без особого интереса, будучи уверенным, что и впредь не увидит ее никогда.
Он бросил взгляд на часы: время поджимало. Иоганн сел в машину и поехал на вокзал. К счастью, город был почти пуст: конец лета, все разъехались на выходные.
Он отпер ячейку камеры хранения на центральном вокзале и вытащил пакет, который не было нужды открывать: внутри лежали двести тысяч долларов. Его такса за лишение человека жизни.
АСКВИНДА
Командир
Диспетчер по имени Циленге приветствовал Тони Москато как старого друга.
– Небо в полном твоем распоряжении, дружище, – заверил его диспетчер. – Я возьму тебя под свое крылышко. Доверься дядюшке Циленге. Ты на верном пути. Через пятнадцать минут угощу тебя большой чашкой крепкого кофе.
– Следую за тобой, не беспокойся, – ответил командир.
– Президент уже предупрежден, – сказал диспетчер.
– Ладно, но обойдемся без фанфар. Это особый визит. Мистер Брайан поедет прямо во дворец.
Через пятнадцать минут «Боинг» Барона коснулся земли в аэропорту Умпоте, столицы маленького государства Бурхвана. Несколько агентов спецслужб в штатском подкатили трап.
Командир пошел на встречу с Циленге и обещанной чашкой кофе, часть экипажа отправилась на микроавтобусе в гостиницу, Фрэнк с двумя членами команды остался на борту, наземные службы аэропорта занялись обслуживанием самолета.
Бруно сел в президентский «Кадиллак». Лимузин, как стрела, понесся по асфальтированной дороге. В пятнадцати километрах от аэропорта, в центре широкой лужайки, граничившей на западе с джунглями, на востоке с высокогорным плато, а на севере с городской чертой, стоял дворец Асквинды.
Дворец представлял собой простое трехэтажное строение из дерева и кирпича, окруженное невысокой изгородью, скорее декоративной, чем оборонительной. Двое военных открыли ворота кованого железа и застыли по стойке «смирно», взяв на караул.
– Останови здесь, – приказал Бруно шоферу.
Он вышел из машины и направился по аллее к парадному входу в резиденцию, казалось, погруженную в глубокий сон. Еще двое часовых отдали ему честь. Массивные двери парадного открылись, и африканец в безупречном европейском костюме с улыбкой двинулся ему навстречу.
– Князь ждет тебя, – сказал он, отвечая на объятия Бруно дружеским похлопыванием по плечу.
– Я вижу, ты в отличной форме, Чоо Аваба, – заметил Бруно.
– Ты тоже неплохо выглядишь, – ответил африканец. Это был один из умнейших и самых преданных советников президента.
– Как он? – спросил Бруно, имея в виду князя Асквинду.
Чоо Аваба поморщился, глубокие борозды пролегли по лицу, лишь подчеркивая его худобу:
– Мы очень тревожимся о нем.
– Боюсь, и у меня для него такие новости, что здоровья не прибавят, – признался Бруно.
Они пересекли вестибюль, прошли по коридору и вошли
– Он сейчас будет, – сказал Чоо Аваба. – Я должен идти.
– А как Санни? – ласково спросил Бруно.
– Прыгает, как антилопа, – оживился африканец. – И храбр, как лев.
– Ты видел Маари? – допытывался Бруно, пряча волнение за улыбкой.
– Сладка, как мед, прекрасна, как луна, – ответил африканец и скрылся за дверью.
Бруно Брайан сделал несколько шагов по полу из обожженной глины, взглянул на копья и щиты, развешанные по стенам, затем уселся на мягкий кремовый диван, единственный предмет роскоши в этих отнюдь не княжеских покоях.
Окна были задернуты белыми занавесками, в центре потолка висел большой неподвижный вентилятор. Цветы магнолии в вазах, расставленных по четырем углам комнаты, источали одуряющий аромат.
Перед диваном, на низком столике из плетеного тростника, были расставлены чайник, бутылка виски, ведерко со льдом и несколько стаканов. Бруно улыбнулся, и князь Асквинда, переступивший порог в эту минуту, успел заметить довольное выражение на его лице.
– Видишь, мы тебя не забываем! – сказал он, протягивая обе руки гостю. У него было усталое и грустное лицо, сиплый, надтреснутый голос. Несколько лет назад ему сделали в Париже операцию раковой опухоли гортани, и он дышал через отверстие в трахее, скрытое трикотажем свитера с высоким горлом, прикрывавшим покрытую шрамами и сожженную рентгеновскими лучами шею.
– Рад тебя видеть, – сказал Барон, – хотя у меня для тебя нерадостные новости.
Президент удрученно пожал плечами.
– Все-таки лучше знать правду, – прошептал он.
Ему было только шестьдесят, но выглядел он гораздо старше. Болезнь и заботы оставили на нем неизгладимый след. Глубокие и частые морщины бороздили его лоб. Живые, всегда внимательные глаза резко выделялись на изможденном болезнью лице и своей выразительностью, казалось, отчасти восполняли затрудненность речи.
Бруно вспоминал выражение черных, живых глаз Асквинды еще до операции: тогда они светились непосредственностью и добротой. Он был великолепным собеседником, и голос его в ту пору отличался звучностью и чистотой. Теперь в его глазах постоянно жила тревога, белки были воспалены и налились кровью.
– Выпей, сынок, – сказал президент, указывая на бутылку виски и приглашая занять место на диване рядом с собой.
Зулусскому князю Асквинде с помощью Бруно удавалось сохранить независимость этого крошечного государства, к богатым золотым и алмазным копям которого тянулись жадные руки крупных международных корпораций.
Президент внимательно выслушал рассказ Бруно.
– Итак, – сказал он, – этот арабский отщепенец хочет хозяйничать в Бурхване. А что же «Ай-Би-Би»?
Бруно на мгновение задумался, с состраданием взглянул на собеседника.