Женщины-масонки
Шрифт:
Его толкали – он этого не замечал. С ним заговаривали – он не отвечал.
Наконец, придя в себя, он выбежал из дворца герцога Гаврского и зашагал по Парижу; это было безумное, беспорядочное хождение, в которое пускаются те, кого настигло неимоверное счастье; то хождение, когда люди идут без цели, не обращая ни малейшего внимания на грязные, темные улицы, громко разговаривая сами с собою, обращаясь к стенам, улыбаясь звездам, с непокрытой головой, с бешено бьющимся сердцем и когда кровь горячо струится у них в жилах; эта ходьба пожирает целые мили, оставляет позади предместья
Было уже совсем светло, когда он поднялся в свою комнату на улице Вентимиля.
Тут Филипп Бейль избавился от наваждения. Он заново родился, родился для новой жизни, для новых чувств, благодаря энергичному содействию графа д'Энгранда он получил множество других приглашений, предоставлявших ему возможность встречаться с Амелией. И каждый раз юная девушка, казалось, была счастлива его видеть, но каждый раз ледяной взгляд матери заставлял ее удерживать порывы своего сердца.
И в то время, как встречи с Филиппом превратились в источник радости для Амелии, они стали источником неотвязной тревоги для графини. Сначала она была поражена и возмущена тем, что в самых аристократических, самых пуританских гостиных принимают этого молодого человека, словно он обладал волшебным талисманом из арабских сказок. Но ее изумление и ее гнев не имели границ, когда на званом обеде, который давал датский консул – один из ее родственников,– она рядом с собою увидела господина Филиппа Бейля.
XI
СЕМЕЙНАЯ СЦЕНА
Через несколько дней после этого обеда граф д'Энгранд получил письмо, заключавшее в себе нижеследующую настоятельную просьбу:
«Мой дорогой и добрый папа!
Мне совершенно необходимо Вас видеть. Приходите завтра вечером, в то время, когда матушка удаляется к себе.
Пройдите в садовую калитку – Вы знаете, что из сада есть выход на улицу Сент-Оноре. Не звоните, а постучите: Тереза будет стоять на страже.
Ах, дорогой папа! Зачем судьба заставляет меня прибегать к таким чуть ли не романтическим способам, чтобы видеть Вас и говорить с Вами!
До завтра; принесите с собой все сокровища Вашей доброты и снисходительности для Вашей почтительной дочери Амелии».
Сад особняка д'Энграндов занимал весьма обширное пространство.
Когда пробило половину десятого, граф д'Энгранд был у той самой калитки, о которой писала ему Амелия.
Выполняя указания дочери, он постучал.
Тереза открыла в ту же минуту, но, отступив, с удивлением воскликнула:
– Ах, ваше сиятельство! Вы не одни?
Позади графа д'Энгранда действительно маячила тень; это был какой-то мужчина.
– Да! Я, безусловно,
Он вошел в сад.
Мужчина вошел вслед за ним.
Калитка закрылась за ними.
– Сейчас доложу барышне,– сказала Тереза.
– Беги, дитя мое, да побыстрее: ведь эти осенние вечера холодные, а от деревьев тянет сыростью, и это опасно для здоровья. Б-рр!… Плохо было бы мое дело, если бы я в былые времена вздумал петь здесь серенады!
Горничная быстро удалилась.
Граф д'Энгранд повернулся к своему спутнику.
– Дорогой мой!– сказал он.– Приношу вам мою глубочайшую благодарность за то, что вы проводили меня сюда, это очень любезно с вашей стороны. Откровенно говоря, вы поступили как преданный друг.
– Нет, граф, это мой долг перед самим собою. Как только, выходя из Клуба, вы объявили мне о своем намерении, я уже не колебался.
– Да вознаградит вас небо за ваше мужество! Но я сильно опасаюсь, что сегодня ночью небо вознаградит вас только насморком. И это будет вина нашей маленькой сумасбродки Амелии. Честное слово, она как нельзя лучше выбрала место для своих детских признаний!
Граф устремил взгляд на окна особняка.
– Ах Ты, Господи!– воскликнул он.
– Что случилось, граф?
– Да разве вы не видите свет? Вон там, на третьем этаже?
– Да, на третьем этаже. Вижу, вижу!
– Это ужасно!
– Что же тут ужасного, граф?
– Я вижу: за занавесками мелькает силуэт моей жены!
– Вы так думаете?
– Я прекрасно узнал ее. Черт побери! Надо быть таким глупцом, как я, чтобы пойти под окна моей жены и простудиться. Полагаю, что за это я сердился бы на Амелию целую неделю!… Ну, а что будет, когда это злое дитя появится? Что может она мне сказать? Она пишет, что хочет поговорить со мной о своем счастье, о своем будущем… Ба! Скорее всего, это просто ребячество, должно быть, ей что-то запретила мать… или что-нибудь еще в этом роде… Превосходно! Я уже начинаю кашлять!
– Граф!
– Да?
– Я слышу шаги.
– Вы в этом уверены?
– Кто-то идет вон оттуда… бегом бежит…
– Бежит? Значит, это она. Какая она неосторожная! Задевает за все ветки!… Вот что, дорогой мой: спрячьтесь-ка вон там, за теми деревьями,– распорядился граф,– да смотрите, ни звука! Вы же знаете, что этих девочек может напугать любой пустяк, и хотя, разумеется, ничего серьезного она мне сказать не может, а все-таки пусть лучше она не знает, что ее слышит не только отец.
Таинственный спутник графа д'Энгранда спрятался за деревьями.
Он сделал это вовремя.
– Ах, папа! Вы пришли! Какой же вы добрый! – вскричала Амелия, подставляя отцу лоб для поцелуя.
– Должен признаться, что я и впрямь довольно добр ведь такой холод может напугать даже странствующего рыцаря. Право, я удивлен, что ты не заставила меня перелезть через стену!
– Простите, папа, но то, что я хочу вам сказать, требует соблюдения величайшей предосторожности!
– В самом деле? Ну, что ж, я тебя слушаю.