Женщины у колодца
Шрифт:
— Значит, не надо промышленности? — спросил доктор.
— Как так? Разве раньше не было промышленности?
— Так не надо фабрик?
— Не знаю, что ответить вам. Исключения могут быть.
— Ага!
— Например: фабрикация оконных стёкол. В жарких странах они не нужны, но в нашем климате...
Доктор расхохотался. Почтмейстер очень часто путался в своих рассуждениях и попадал в затруднительное положение.
— Ха-ха-ха! — смеялся доктор. — Скажите мне, господин почтмейстер, как это вы ухитряетесь всегда быть счастливым при всех
— Не всегда и не при всех обстоятельствах, — отвечал почтмейстер и замолчал.
— Это, должно быть, привычка, — сказал доктор. — Вы не можете обходиться без счастья. А мы, другие люди, мы должны жить без него... Разумеется, это привычка, ничего больше.
Но почтмейстер ничего не ответил. Он вдруг сделался молчаливым и доктору даже не удалось, вернувшись снова к вопросу о потомстве, заставить его разговориться. Очевидно, почтмейстер не хотел допустить насмешки над собой в этом вопросе, Он вдруг проговорил:
— Разве не вы, господин доктор, упоминали тогда о любви? Что же вы понимаете под любовью? Вам бы следовало сказать: чувственное влечение, животная функция, разврат. Но, во всяком случае, разврат должен быть разумным и бездетным, насколько возможно!
Однако, у доктора пропало желание спорить. Почтмейстер перестал существовать для него. Доктор взглянул на часы и, проходя мимо склада, крикнул:
— Выйди, Оливер. Мне надо поговорить с тобой.
— Вот ещё! — подумал Оливер, и остался сидеть в своём укромном уголке, в складе, до тех пор, пока доктор не удалился. Тогда Оливер запер склад и вышел.
Но избежать встречи с доктором ему так и не удалось. Доктор прошёл мимо него в первом же переулке и совершенно другим тоном сказал ему, даже притронувшись пальцем к своей шляпе:
— Добрый вечер, Оливер, хорошо, что я тебя встретил! Не можешь ли ты зайти со мной в мою приёмную?
Оливер пошёл. Может быть, он повиновался из любопытства, или ему просто хотелось наконец отделаться от доктора.
— Ты ничего не имеешь против того, чтобы я осмотрел твои бёдра? — сказал доктор.
— Зачем?
— Ради науки. Ты хороший объект. Разденься. Это скоро будет сделано, — прибавил он, видя, что Оливер не решается. — Довольно пяти минут... даже двух. Я только хочу взглянуть на твои бёдра. Они не болят у тебя?
— Нет.
— Ну, так дай же посмотреть!
Но Оливер не соглашался. Сегодня суббота и он хочет поскорее идти домой.
— Что за вздор! Только две минуты! — убеждал доктор,
Может быть, у Оливера были какие-нибудь особенные причины, почему он не хотел этого сделать? Лицо его приняло сердитое, хитрое выражение. Он искоса посмотрел на доктора и медленно произнёс:
— Нет, я этого не стану делать!
— Ты глуп, — возразил доктор. — У тебя больше не растёт борода, отчего это? И ты стал такой жирный и гладкий, точно баба!
— Я совершенно здоров.
— Вот я и хотел это исследовать. Ты ничего бы не потерял от этого. Я хотел кое-что выяснить, осмотреть твою паховую область. Для этого довольно
— Нет, я не хочу!
Но доктор не отступал.
— Как это случилось с тобой? — спросил он.
— На меня свалилась бочка.
— Я всё-таки не понимаю.
— Она раздавила мне ногу, которую потом должны были отнять.
— Позволь мне взглянуть, как высоко отнята у тебя нога.
Оливер показал снаружи рукой.
— Нет, ты сними штаны! — сказал доктор.
— Я не хочу, — ответил Оливер.
— Как тебе угодно, — произнёс доктор с чувством достоинства. — Я ведь только хотел тебе помочь.
Оливер пошёл домой. Было уже поздно и до него донеслись звуки музыки из танцевальной залы. В самом деле, ведь сегодня суббота! Но тут ему пришло в голову, что он недостаточно хорошо одет и потому, чтобы не попасть на глаза нарядным юношам и девушкам, идущим в танцевальный зал, он сделал обход и вдруг случайно увидал Петру. Она стояла и разговаривала, ни с кем иным, как со столяром Маттисом! Оба были очень заняты разговором. Маттис даже видимо был очень взволнован. И снова Оливер почувствовал укол ревности в сердце. Скрежеща зубами, он приближался к ним, но как только Маттис заметил его, то немедленно удалился в свою мастерскую. Конечно, он поступил благоразумно, избегая взбешённого Оливера, и так же благоразумно поступила Петра, не убежав от него.
Они пошли вместе. Оливер молчал и скрежетал зубами. Петра, чувствуя, что готовится буря, тотчас же сама перешла в наступление.
— Гм! — пробормотала она. — Вот так положение!
— Да... Положение! — проговорил Оливер грозным тоном, оборачиваясь к ней.
— Я говорю о Маттисе. Ты уже слышал? — спросила она.
— Слышал? Что такое? Ты что-нибудь слышала от него? — возразил он.
— Что ты там ворчишь? — проговорила она самым невинными беспечным тоном. — Ну, значит, ты это-то не слыхал!
Должно быть, это что-нибудь интересное? Любопытство Оливера было возбуждено и поэтому чувство ревности несколько притупилось.
— В чём это ты хочешь уверить меня? — спросил он ворчливым голосом.
— Ни в чём я не хочу уверить тебя. Я буду молчать, — отвечала Петра, притворившись обиженной. Она, конечно, не хотела упустить случая помучить Оливера, зная, как он любопытен. И поэтому Оливер должен был переменить тон и просить. Но новость была всё же слишком хороша и ей хотелось первой рассказать об этом, Петра не могла долго выдержать и сказала:
— Это Марен... Марен Сальт.
— Что же с ней?
— Она лежит в постели. У неё родился ребёнок.
Оливер не знал хорошенько, как ему отнестись к этому известию. Во всяком случае, крупное объяснение с женой не удалось на этот раз. Он только полусердито заметил ей:
— Так это ты об этом вела такой длинный разговор с ним?
— Длинный разговор? Он вышел из дверей и сообщил мне это. У него был совершенно расстроенный вид.
— Поделом ему!
— Но ты же не думаешь, что Маттис отец этого ребёнка?