Женщины в русском освободительном движении: от Марии Волконской до Веры Фигнер

Павлюченко Элеонора Александровна

С 1865 г. Н. П. Суслова находилась под надзором полиции. По агентурным сведениям, она была даже членом Интернационала и состояла в сношениях с эмигрантами, за что в 1873 г. ей объявили запрет на въезд в Россию, снятый, правда, с том же году⁴⁰.

Яркая и многогранная жизнь Сусловой оборвалась в 1918 г. в Крыму, где с 1892 Надежда Прокофьевна жила в имении родственников. Памятник тех лет-ее повесть "Из недавнего прошлого" ("Вестник Европы". 1900. № 6), очень слабая в художественном отношении, но интересная автобиографическими материалами. Судя по повести, Суслова до конца своих дней сохранила верность идеалам молодости, веру в знания, просвещение, необходимость служить людям, делая добро...

Диплом или революция?

По примеру Н. П. Сусловой русские женщины устремились в заграничные университеты. На этом пути их

ожидало немало преград: предрассудки окружающих, сопротивление родителей этому невиданному новшеству и их резонные опасения, отпускать ли дочерей в неведомую даль, наконец, финансовые затруднения. Конечно, преодолеть все это суждено было далеко не каждой, а только целеустремленным и волевым женщинам. Некоторым приходилось идти на ссору и даже на разрыв с родителями, среди которых, понятно, были не только плохие, но и хорошие, любящие и любимые. Другие убегали из дому. Распространенным средством освобождения от родительской власти, как уже говорилось, стал фиктивный брак. За границей женщина-студентка выглядела не меньшей диковинкой, чем и России, и жизнь в той обстановке также требовала твердости характера.

Исходные стимулы у всех были примерно одинаковы: вера в знания, в науку, которые помогут изменить не только собственную судьбу, но и жизнь окружающих, особенно бедствующих и страдающих. Однако в дальнейшем пути многих передовых женщин расходились, и часто довольно резко. Пример тому - жизнь двух выдающихся современниц: Софьи Ковалевской и Веры Фигнер, ученой и революционерки.

С. В. Ковалевская ясно осознавала свое предназначение- "служить истине-науке и прокладывать новый путь женщинам"⁴¹. И именно в борьбе "во имя всех женщин, рвавшихся к свету", М. В. Нечкина справедливо усматривала ее "высокий общественный пафос"⁴². Получив возможность учиться в Гейдельберге, Ковалевская тут же начала обращать в свою веру приятельниц. При этом ее одержимость не знала пределов и часто переходила в жестокую рассудочность. Уговаривая свою подругу, генеральскую дочку Ю. Лермонтову, бежать из дому, она прибегала к таким аргументам: "Как ни больно вам огорчать родителей именно тогда, когда они всего ласковее к вам, но теперь именно время начать отчуждаться от них и показывать им, насколько чужда и противна вам и жизнь и обстановка ваша... Мужайтесь. Если очень будут трогать вас огорчения родителей, то думайте о собаках, которых пришлось бы вам резать, если бы вы достигли вашей цели и которые смотрели бы на вас жалобными, плачущими глазами"⁴³.

Под непосредственным влиянием Ковалевской и вслед за ней путь в науку проделали, по крайней мере, четыре женщины (о которых мы знаем, возможно, их было и больше): Ю. В. , Л. М. Евреинова, Н. А. , Е. Ф. Литвинова.

Юлия Всеволодовна Лермонтова в 1874 г. (одновременно с С. В. Ковалевской) получила степень доктора по химии и стала первой в России женщиной-ученой в этой области. Анна Михайловна Евреинова, дочь генерал-адъютанта, в 1869 г. бежавшая из дому и перешедшая нелегально границу, училась в Гейдельберге, затем в Лейпциге, получила в 1877 г. степень доктора прав и стала первым среди женщин России дипломированным юристом.

В 1885-1890 гг. она издавала журнал "Северный вестник", много писала сама по женскому вопросу⁴⁴. Увлечение математикой Натальи Армфельдт (двоюродной сестры Софьи Ковалевской), покинувший профессорский дом родителей ради науки, оказалось недолговечным - она ушла в революционное движение: вначале была членом кружка чайковцев, потом - "Народной воли" и окончила жизнь в сибирском изгнании.

Елизавета Федоровна Литвинова в 1868 г. и Петербурге впервые услышала о Софье Ковалевской как об энергичной девушке, которая прошла весь курс мужской гимназии и занимается высшей математикой. "С тех пор,- вспоминала она,- Ковалевская сделалась для меня, как и для всех желавших учиться молодых девушек, светлой точкой, к которой устремлялись глаза"⁴⁵. Получив математическую подготовку у А. Н. Страннолюбского, учителя Ковалевской, Литвинова в 1872 г. уехала в Цюрих, где в 1876 г. окончила университет. Она не подчинилась требованию властей вернуться домой в 1873 г., а потому в дальнейшем испытала немало трудностей, в частности ей было отказано в преподавании на Высших женских курсах. Е. Ф. Литвинова работала в гимназии, ее ученицей была Н. К. Крупская. Первая в России биография С. В. Ковалевской принадлежит Елизавете Литвиновой.

В 1874 г. С. В. Ковалевская вернулась на родину, заработав тяжким трудом

и выдающимся талантом степень доктора математики. Далось ей это нелегко. В 1869 г. В. О. Ковалевский писал брату: "Про Софу в здешних газетах пишут разный вздор, и все здешние профессора, а особенно доценты, сплетничают отчаянно". Это же подтверждала и Ю. Лермонтова, наблюдавшая в Гейдельберге, как прохожие на улице часто останавливались, чтобы посмотреть на Софью Ковалевскую. А еще - неудовлетворенность личной жизнью, сложные, порой даже трагические отношения с мужем... "Мне в жизни очень везет,- признавалась она Литвиновой,- но только в одном направлении, во всем, что касается научных занятий; все остальное какая-то неведомая сила вырывает у меня из рук"⁴⁶.

Возвращение Ковалевской в Россию, казалось бы, было триумфальным: торжественный прием в Петербурге передовой общественностью, тосты за здоровье первой женщины-ученого (кстати, в том же году Д. И. Менделеев организовал торжество в честь Ю. В. Лермонтовой).

В столице Ковалевские вращаются в избранном кругу: Менделеев, Сеченов, Бутлеров, Чебышев - цвет российской науки, выдающиеся писатели Тургенев и Достоевский... Но это неофициальная, общественная сторона. С официальной стороны все выглядело иначе - первая ученая женщина, доктор математики не могла получить на родине достойного места. Весной 1881 г. она уехала с трехлетней дочерью в Берлин, чтобы продолжить занятия математикой, а в 1883 г. Стокгольмский университет (не Петербургский и не Московский!) предложил ей профессорскую кафедру. Однако С. В. Ковалевская хотела вернуться в Россию. За нее хлопотали, и в 1889 г. был получен чрезвычайно вежливый, но твердый отказ: "Так как доступ на кафедры в наших университетах совсем закрыт для женщин, каковы бы ни были их способности и познания, то для госпожи Ковалевской в нашем отечестве нет места, столь же почетного и хорошо оплачиваемого, как то, которое она занимает в Стокгольме. Место преподавателя математики на Высших женских курсах гораздо ниже университетской кафедры; в других же наших учебных заведениях, где женщины могут быть учителями, преподавание математики ограничивается одними элементарными частями"⁴⁷.

Правда, научная общественность взяла реванш, избрав Ковалевскую членом-корреспондентом Академии наук - случай беспрецедентный в те времена не только для России, но и для мировой практики. "Я очень счастлив видеть исполненным одно из моих самых пламенных и обоснованных желаний",-писал Софье Васильевне академик П. Л. Чебышев⁴⁸.

С. В. Ковалевская стала выдающимся ученым - здесь мы можем вполне положиться на авторитетное мнение академика П. Я. Кочиной, которая насчитала на протяжении всей истории человечества лишь несколько женщин ученых-математиков. "Софья Ковалевская,- писала она,- превосходила своих предшественниц талантом и значительностью полученных результатов и была первой в мире женщиной членом-корреспондентом Академии наук"⁴⁹.

При огромном, всепоглощающем значении науки в жизни Ковалевской в ней оставалось место для общественной деятельности, и притом значительное⁵⁰. Еще в детстве, по признанию Софьи Васильевны, находясь под впечатлением разговоров о восстании в Польше 1863 г., она мечтала принять участие "в каком-нибудь польском восстании".

Юность ее проходила в годы революционного подъема. К тому же благодаря старшей сестре Липе, сыгравшей большую роль в формировании личности Софьи Васильевны, ей и в витебской глуши были доступны "Колокол" и "Современник". В. О. Ковалевский ввел ее и круг петербургских нигилистов, а за границей благодаря той же Анне Васильевне, ставшей женой французского революционера Жаклара, супруги Ковалевские оказались не только свидетелями, но и в известной степени участниками Парижской коммуны: Софья Васильевна ухаживала за больными в госпитале, а ее муж предоставил свой паспорт Жаклару, чтобы тот после разгрома Коммуны сумел скрыться.

И в дальнейшем жизнь С. В. Ковалевской была связана с общественным движением. По утверждению немецкого социал-демократа Г. Фольмара, в 1889 г. она участвовала в I конгрессе II Интернационала, представляя на нем женскую лигу. Посвятив свою жизнь науке, Софья Васильевна не переставала думать о соотношении научной и общественной деятельности, о социализме и науке. "По временам,-писала она 4 мая 1882 г. Г. Фольмару.-я не могу избавиться от мучительного сознания, что все то, чему я отдала все мои мысли и способности, представляет интерес только для немногих, тогда как каждый обязан свои лучшие силы посвятить служению массам"⁵¹.