Женщины в русском освободительном движении: от Марии Волконской до Веры Фигнер
Шрифт:
Вера Николаевна Фигнер (1852-1942 гг.) по-другому распорядилась своими мыслями и способностями: она избрала революцию.
Как-то в журнале "Дело" 17-летняя Вера прочитала о Н. П. Сусловой, мысли о которой соединились в ее голове с размышлениями о необходимости служить народу. В те годы и на студенческих сходках, и на страницах прогрессивных журналов, и в земствах говорили: тот, кто получил образование, получил его за счет народа, который сам пребывает в темноте и нужде; тот, кто овладел специальностью юриста, учителя, агронома или врача, обязан вернуть свой долг крестьянам. Вера Фигнер решила учиться, получить, как Суслова, медицинское образование и стать врачом, чтобы лечить крестьян.
Сначала казалось, что учиться медицине ей не суждено: в России доступ к медицинскому образец для женщин был закрыт, на заграничную поездку отец денег не дал. Но
Пока не было денег для заграницы она поехала с сестрой Лидией в Казань, где познакомилась со знаменитым П. Ф. Лесгафтом - кумиром студентов, ученым с независимым характером, страстно любящим науку. Лесгафт на свой страх и риск разрешил сестрам посещать его занятия в университете. Однако вскоре его лишили профессуры, опасаясь "вредного" влияния на молодежь. Весной 1872 г. Вера Фигнер вместе с мужем и сестрой Лидией приехали в Цюрих. Ее мечта сбылась - она стала студенткой университета.
Цюрихский университет, как уже отмечалось, пользовался тогда наибольшей популярностью среди русской молодежи. С 1864 по 1872 г. в нем учились 200 женщин, из которых три четверти были российского происхождения. Три студентки из России учились в Политехникуме и успешно закончили курс52. Характерно, что подавляющее большинство русских женщин выбирали профессию медика - чрезвычайно популярную среди демократической молодежи как нужную народу, дающую возможность сблизиться с ним.
Однако Цюрих привлекал молодежь России не только возможностью учиться, но и как "некоторый умственный революционный центр, которого не хотел миновать ни один русский интеллигент, попавший за границу". К тому времени Швейцария стала центром русской революционной эмиграции. Н. И. Утин в Женеве создал Русскую секцию I Интернационала, представлять которую в Генеральном совете, как известно, согласился Карл Маркс. В Швейцарию приехал М. Л. Бакунин.
В Цюрихе эмигрантов было меньше, чем в Женеве, но много учащейся молодежи, особенно студенток. Попадая из самодержавной России в буржуазно-республиканскую Швейцарию, студенческая молодежь, в большинстве своем небогатая и настроенная прогрессивно, в полную меру использовала открывшиеся для нее возможности: свободу слова, собраний, сходок.
Общественная жизнь била ключом: устраивались лекции, диспуты, читались рефераты, создавались кружки. Лагерь эмигрантов распадался на враждующие группировки, каждая из которых стремилась расширить свои ряды. Лидеры революционной эмиграции старались укрепить свое влияние на русскую молодежь, обучавшуюся в Цюрихе: трудно было найти более благоприятную среду для пропаганды и увеличения числа единомышленников, к тому же студенты поддерживали регулярные сношения с Россией. Утин и его товарищи пытались договориться с цюрихскими студентами, однако большая часть молодежи находилась под влиянием Бакунина, народника-бунтаря, побывавшего в саксонских, австрийских и русских тюрьмах, бежавшего из далекой сибирской ссылки. Другая часть русских студентов сочувствовала П. Л. Лаврову, увлекалась его теорией неоплатного долга интеллигенции народу.
В Цюрихе существовала русская библиотека, где были книги по истории, политэкономии, социологии. Литература подбиралась в революционно-социалистическом духе. Здесь можно было найти "Колокол" и "Полярную звезду" Герцена и вообще всю запрещенную царской цензурой заграничную русскую литературу, новейшие брошюры по рабочему вопросу и т. п. В библиотеке часто висели объявления о лекциях и диспутах, проводились денежные сборы в помощь стачечникам, русским эмигрантам, парижским коммунарам.
Все это невозможно было не видеть, хотя большинство новичков давало деньги на мероприятия, не понимая почти ничего в происходящем. Такой вначале была и Вера Фигнер. После долгих раздумий она решилась поговорить с Софьей Бардиной, с которой встречалась в университете. Софья Илларионовна пригласила ее в женский "ферейн", где собирались только женщины, чтобы научиться "логически говорить". На всех их собраниях сразу же разгорались шумные споры о социальной революции и современной цивилизации, о женском равноправии и многом другом. В каждой дискуссии Фигнер искала ответа на один главный вопрос: что делать? Вместе с подругами она посещала рабочие собрания, заседания секций I Интернационала, читала "Положение рабочего класса
Женский "ферейн" через несколько недель распался. На смену ему пришел кружок "фричей", названный так по имени хозяйки дома, в котором жили некоторые студентки. В кружке было человек 12 женщин во главе с Бардиной, среди них Варя Александрова, Ольга и Вера Любатович, три сестры Субботины, Лидия и Вера Фигнер, Бетя Каминская... Их главная задача - изучение социалистических идей, политэкономии, истории народных движений и революций на Западе.
С момента приезда в Цюрих прошел всего год, но для В. Н. Фигнер целью стала не только учеба. Раньше она думала о том, чтобы облегчать страдания народа, лечить симптомы болезни, а надо было устранять причины страданий! Однако такая перестройка мышления Веры Николаевны отнюдь не означала негативного отношения к науке, знаниям, учебе, распространившегося среди революционной молодежи, которая считала, что, если знания не могут переменить мир, они - обуза. Для революционера, поэтому нужны только честность и самоотверженность в борьбе за народное дело. Для Фигнер такая логика была неприемлемой. Медицинские знания, считала она, могут пригодиться для большого дела, а значит, они нужны. Поэтому она усерднее прежнего посещала лекции по анатомии, зоологии, физиологии, практические занятия. Но одновременно вместе с "фричами", по своим идеям и темпераменту склонявшимися больше к анархистским бакунинским призывам, она ходила на журфиксы к Лаврову, прислушивалась к его словам о мирной пропаганде среди крестьян, помогала набирать в типографии первый номер журнала "Вперед!". Летом 1873 г. Фигнер решила посвятить себя революции и стала членом тайного общества. Тогда перед ней возникла необходимость порвать со всем, что мешает служению революции, в первую очередь с мужем...
Между тем на далекой родине, в самодержавной России, в 1873 г. была учреждена особая комиссия для обсуждения путей пресечения отъезда русских женщин в Цюрихский университет. В ее докладе, представленном Александру II, Цюрих характеризовался как центр заграничной революционной пропаганды. Вовлеченные в политику девушки,- говорилось в документе,- попадают под влияние коноводов пропаганды и становятся в их руках послушными орудиями.
Иные по два, по три раза в год ездят из Цюриха в Россию и обратно, приводят письма, поручения, прокламации и принимают живое участие в революционной пропаганде"54. Царь утвердил вывод комиссии: потребовать немедленного возвращения на родину цюрихских студенток.
В мае 1873 г. в "Правительственном вестнике" было опубликовано соответствующее сообщение, в котором сверх обвинения в "живом участии в преступной пропаганде" русские студентки объявлялись женщинами "вольных нравов", поскольку "увлекаются коммунистическими теориями свободной любви и под покровом фиктивного брака доводят забвение основных начал нравственности и женского целомудрия до крайних пределов". "Недостойное" поведение русских женщин, говорилось в сообщении, якобы "возбудило против них негодование местных жителей, и даже квартирные хозяйки неохотно принимают их к себе". Чтобы положить конец "растлению молодого поколения" "коноводами... эмиграции", русским студенткам предлагалось покинуть Цюрихский университет. Общепризнанный факт увлечения русских студенток "социалистическими и нигилистическими идеями"55 был ловко приправлен облыжными обвинениями в моральном растлении, что производило особенно сильное впечатление на российского обывателя.
Почти все подруги Веры Фигнер отправились в Россию, она же не захотела бросать учебу и поехала в Бернский университет. Но в Берне обстановка и общий дух были совсем иными - многие из русских студенток придерживались правила: "Пусть революция остается в шкапах, в Цюрихе, из которого мы из-за нее изгнаны". Вера Фигнер оказалась почти в одиночестве.
Шел 1874 год. Друзья Веры Фигнер действовали в России. Они составили ядро "Всероссийской социально-революционной организации", но начались аресты, и понадобились новые силы. Друзья вызывали Фигнер на родину. Она колебалась: до получения диплома осталось всего полгода. Надежды матери, самолюбие, ожидания знакомых - все поставлено на карту, но единомышленники в тюрьме, надо продолжать их дело, знаний же, чтобы идти в народ, хватит. И в декабре 1875 г. Вера Николаевна выехала из Швейцарии домой, в Россию. Почти через десять лет, уже после ареста, в 1883 г., она написала в своем первом следственном показании: я... не окончила курса в университете по вызову революционной организации, членом которой сделалась за границей в 1873 г."56.