Женщины в русском освободительном движении: от Марии Волконской до Веры Фигнер

Павлюченко Элеонора Александровна

Статья Е. С. Некрасовой памяти Н. П. Огарева, опубликованная в "Бакинских известиях" 4 ноября 1903 г., вызвала такой же душевный отклик соратницы Герцена.

"Нужно ли говорить,- писала Рейхель,- что я с интересом и участием читала Ваши строки об Ог[ареве]. Как ни мало знала я его лично, но это такая симпатичная личность, перед всем существом которой нельзя не преклоняться"³⁹.

Знакомство Некрасовой и Рейхель - женщин двух разных поколений-началось с деловых отношений: Екатерина Степановна разыскивала всех здравствовавших современников Герцена, а также сохранившиеся устные и печатные известия о нем. Так в 1892 г. началась их

переписка. Общность интересов, духовная и душевная близость вскоре превратили деловое знакомство в тесную дружбу. Переписка продолжалась более десяти лет и оборвалась со смертью младшей из корреспонденток - Некрасовой.

Мария Каспаровна аккуратно и тщательно отвечала на многочисленные вопросы Некрасовой, активно помогала ей советами и пожертвованиями в создании "комнаты людей 40-х годов". В свою очередь Екатерина Степановна теплыми, сердечными письмами поддерживала ветерана освободительного движения. Рейхель благодарила ее за доброту, "милое внимание", "теплое участие" и особенно за предложение "работать", т.е. писать воспоминания. Ее мемуары вышли в свет во многом благодаря Некрасовой, стимулировавшей Рейхель непрерывными вопросами, просьбами восстановить тот или иной факт, подробность, деталь или опознать личность, причастную к Герцену.

Легко понять особую привлекательность для Е. С. Некрасовой, активной участницы женского движения, образа Натальи Александровны, жены Герцена. Познакомившись со "старушкой Клиентовой", другом детства и юности Н. А. Герцен, Е. С. Некрасова опубликовала их переписку за 1834-1840-е годы⁴⁰. Обнародованные мысли совсем юной Н. А. Герцен удивительно соответствовали мировоззрению публикатора. "Береги свою светлую душу,-писала Герцен подруге,- береги ее от земли, от людей, а более всего от дремоты", или: "Я очень много занимаюсь, читаю Шиллера и Гете. Теперь я, Сашенька, кормилица и няня, хочется быть и учительницею его [сына], хотя сначала, и потому я учусь сама..."

Подобные письма писала и сама Е. С. Некрасова Наталье Александровне-младшей - дочери Герцена. Их сроднило стремление к знаниям, к хорошей книге, к идеалу, возвышающему душу. Но вот быть кормилицей, няней и учительницей собственного ребенка Екатерине Степановне не было суждено: у нее не было сына, не было своей семьи, всю жизнь оставалась она одинокой женщиной...

В своей литературной деятельности Е. С. Некрасова выступала как последовательный демократ-просветитель. Большую активность проявила она, в частности, в подготовке и издании специальной литературы "для народа". Эта задача выдвигалась демократической интеллигенцией той поры в число первостепенных, тем более что хорошая книга противостояла потоку низкопробных, но популярных подделок под литературу.

В 1892 г. Е. С. Некрасова через М. К. Цебрикову получила предложение участвовать в народных изданиях. Оно исходило от совсем еще юного В. Д. Бонч-Бруевича, задумавшего устроить "общество для издания и распространения полезных книг в народе" и обратившегося за помощью к известной писательнице М. К. Цебриковой. "Кто он,- писала Цебрикова Некрасовой,-не знаю. По тону письма, если не ошибаюсь, человек это должно быть искренно желающий добра, но, по-видимому, имеющий очень скудное понятие о народных изданиях. Если пойдет что-нибудь дельное, можно ли указать на Вас?".⁴¹

Узнав через Цебрикову, что Некрасова "имеет вещицы для народного издания", Бонч-Брусвич, уже в качестве редактора издательства П. Прянишникова в Москве, попросил ее содействия. "Направление нашего издательства,- писал он Екатерине Степановне,- можно определить так: радикальное до самого последнего и возможного в наши дни предела.

К Вам еще просьба. Если Вы согласитесь издавать Ваши

труды у меня, то прошу Вас самой, от себя, подать их в цензуру, только отнюдь не в московскую. Прошу об этом потому, что меня ненавидит цензура и преследует ужасно, и достаточно того, что рукопись подаю я, чтобы на нее стали смотреть в цензуре весьма и весьма подозрительно. Последствия этой травли уже не преминули выясниться; 6-го июля сего года мне запретили восемь рукописей очень и очень хороших... Еще просьба. Вы, наверно, имеете много знакомых, желающих потрудиться на пользу хорошей народной книжки; пожалуйста, просите их доставлять мне рукописи. Надо же, наконец, создать издательство, основанное на радикальных началах. А это только возможно при самом пламенном сочувствии общества"⁴².

Некрасова с радостью согласилась помогать "доброму предприятию"⁴³, и очень оперативно. Она со свойственной ей деловитостью и нелицеприятностью высказывала (по просьбе Бонч-Бруевича) свое мнение об уже изданных книгах для народа. Проблемам "хорошей народной книжки" была посвящена не одна ее публикация, в том числе очерки "Народные книги для чтения в их 25-ти летней борьбе с лубочными изданиями" (напечатаны в "Северном вестнике", отдельное издание-в 1902 г. в Вятке), "Были ли у нас газеты для народа?", "Журналы для народа", "Лубочные картинки" (напечатаны в "Русской мысли" в 80-90-е годы).

Все, что сделала за свою жизнь Екатерина Степановна Некрасова - рассекречивание и пропаганда имен Герцена и Огарева, подготовка книг для народного чтения, борьба за высшее образование для женщин, - все это в целом было несомненным вкладом в освободительное движение России второй половины XIX столетия.

Борьба продолжается

В декабре 1868 г. пришел ответ от Д. А. Толстого, явившийся по существу замаскированным отказом: разрешены были только публичные лекции, совместные с мужчинами, ибо "указываемая в записке важнейшая и естественная обязанность женщины - воспитание и образование детей - не нуждается собственно в университетских курсах"⁴⁴.

Как всегда на перепутье, начались горячие споры в женских кружках о том, что делать дальше. В течение всей зимы 1868/69 г. на квартире у Н. В. Стасовой один раз в месяц по понедельникам проходили женские собрания. На них все те же небрежно одетые нигилистки с подстриженными волосами и нарядные барыни в изящных туалетах, филантропки и труженицы, содержавшие иногда своим трудом целые семьи. Для обсуждений собирались по 60-70 человек. Наряду с такими собраниями на частных квартирах под руководством Бекетова, Менделеева, О. Ф. Миллера началась подготовка к будущим, тогда еще не существовавшим даже на бумаге курсам. Н. В. Стасова, отличавшаяся скромностью и сдержанностью, рискнула сравнить эти собрания с кружками 30-х годов, из которых выросли такие титаны, как Белинский, Станкевич, Грановский, и, предвидя возражения, так их парировала:

"Скажут, что я слишком далеко махнула, а я на это отвечу, что нет. При том же тем не надо было пробиваться, им был университет открыт, им говорили: "учитесь, вот вам все готово-и чины потом, и места". А нам все было закрыто. Возьмешь газету, ты - синий чулок! Хочешь учиться не по "дамским" учебникам - куда тебе! Все стремление состояло в том, чтобы найти жениха, и ступай опять в кабалу с закрытыми глазами. В такое-то время взять на себя храбрость маленькому кружку женщин пробить дорогу и сметь идти с просьбой к министру об открытии "университета для женщин" или допустить их в мужской университет! Это не шутка"⁴⁵.