Женщины Великого века
Шрифт:
– Бедняга обезумела, вот мы и везем ее в приют для умалишенных!
Но этого оказалось мало, чтобы удовлетворить любопытство зевак. И поскольку после смены лошадей в Мо госпожа де Мирамьон продолжала кричать, сопровождающий решил прибегнуть к последнему средству.
– Довольно! – резко проговорил он. – Кучер, стой! – И когда карета остановилась, он открыл дверцу и буквально выволок наружу непокорную старуху. – Поверьте, сударыня, – сказал он уже мягче, – я в отчаянии, что вынужден так поступить, но для нашего общего блага мне придется пойти на жесткие меры.
И прежде чем она это осознала, почтенная дама оказалась в одиночестве посреди дороги, в то время как карета помчалась дальше, вздымая клубы пыли.
Тем
Однако вскоре перед ней предстал не палач, а приятного вида молодой человек, смотревший на нее с улыбкой, на запыленном камзоле которого были знаки отличия Мальтийского ордена. Он склонился перед ней в низком поклоне, едва не подметая красными перьями шляпы выложенный плитами двор, затем любезно предложил пленнице покинуть карету, шутливо поздравив ее с благополучным прибытием. Но невольная путешественница наотрез отказалась выходить.
– Я не двинусь отсюда, сударь, – произнесла она дрожащим голоском, – и если вы дворянин, то потрудитесь объяснить, прежде чем вы отправите меня домой, почему со мной так жестоко обошлись, – чем скорее, тем лучше!
Эти полные достоинства речи вызвали лишь снисходительную улыбку на губах Ги.
– Полноте, сударыня! Здесь кроме нас никого нет. Не будем продолжать ломать комедию.
– Комедию? Что за комедия?
– Комедию с похищением. Разве вы не пришли с моим счастливцем братом к согласию, чтобы ускорить свадьбу, которой противились ваши родители?
– С вашим братом? Свадьбу? Да вы просто сумасшедший! Кстати, кто вы и кто он, ваш «счастливец брат»?
Ги впервые почувствовал беспокойство, начав подозревать, что Роже могли ввести в заблуждение. Он назвал свое имя и титул, прибавив:
– Кажется, я начинаю верить, сударыня, что произошло недоразумение, но умоляю вас поверить в чистоту и благородство наших намерений.
Мария, однако, была слишком напугана, чтобы смягчиться от его любезностей.
– Не желаю ничего слышать! – воскликнула она. – Вы – просто бандиты с большой дороги! Что до вашего брата, то я не собираюсь с ним знакомиться. Он может быть только отъявленным мерзавцем!
– И все же вы с ним познакомитесь, сударыня, – раздался спокойный, полный достоинства голос графа, который только что подошел. – Если я виноват перед вами, то найду способ все исправить. Но для этого, по крайней мере, вам придется меня выслушать. Соблаговолите последовать за мной. – И он протянул ей руку.
Укрощенная вопреки собственной воле его властным тоном, молодая женщина положила дрожащую ручку на предложенную ей руку графа и дала увести себя в большую залу, где уже был сервирован стол. Но она отказалась выпить даже стакан молока.
Объяснение было долгим и нелегким. С детским упрямством госпожа де Мирамьон отрицала все, что утверждал ее собеседник, и не переставала повторять:
– Я хочу умереть! Хочу умереть!
Скорее всего, у нее была навязчивая идея смерти, что, впрочем, не исключало искренности, так как в неумеренной любви к Богу и своей вере она всегда желала как можно раньше воссоединиться с Господом.
В этом диалоге глухих невозможно было к чему-то прийти. Поняв, что он пошел по ложному пути и женщина не мечтает ни о любви, ни о браке, а намерена полностью посвятить себя Богу, Бюсси вынужден был признать, что проиграл, и прекратил настаивать. Поступив как истинный рыцарь, он извинился и отправил восвояси ту, на которой так пылко жаждал жениться.
Единственным его утешением в момент прощания было то, что в глазах своей жертвы он заметил едва промелькнувшую искорку нежности, а возможно, и сожаления.
Ему больше никогда не доведется встретиться с Марией де Мирамьон. Позднее
Что до Бюсси-Рабютена, то перед ним откроется блестящая карьера: смелая, дерзкая, отмеченная победами над прекрасными женщинами, – которая сделает его сначала генерал-лейтенантом королевской армии в Ниверне, потом – главнокомандующим легкой кавалерии, затем приведет его во Французскую академию и лишь в конце будет омрачена ссылкой. Но всегда он будет чувствовать легкую грусть, услышав имя Марии де Мирамьон – его не оставит ощущение, что, возможно, этой женщине он хранил бы верность. Во всяком случае, о Бюсси не перестанут еще долго и много говорить…
5
Викентий де Поль (1581–1660) – католический святой, основатель конгрегации лазаристов и конгрегации дочерей милосердия (общества апостольской жизни).
Роман маркизы де Колиньи, наделавший много шума
Два брака и ни одного супружества!
Семнадцатого мая 1666 года Роже, граф де Бюсси-Рабютен, покинул Бастилию, где провел больше года за то, что «не понравился королю». Вышел он больным, обессиленным, едва ли не умирающим, и это еще хорошо, что он не умер в тюрьме, откуда его вызволили благодаря горячим мольбам жены, которая, хотя и присутствовала в его жизни, значила для него меньше всех остальных.
В крепость граф угодил из-за другой… Вернее, из-за нескольких других дам. Бюсси-Рабютен томился в Бастилии из-за тех, кто либо стал его несчастьем, либо не сохранил ему верность.
Людовику XIV не пришелся по душе этот породистый вояка, бывший приятель Фуке [6] , в котором все было чрезмерным, выходящим за рамки дозволенного, – и недостатки, и достоинства. Бюсси, надменный острослов, был слишком независимым, чересчур любвеобильным, умным и непокорным.
Роже де Бюсси-Рабютен сделал блестящую военную карьеру: главнокомандующий легкой кавалерии и генерал-лейтенант Ниверне, он отличился при взятии Мардика, после чего последовал за звездой Великого Конде, своего друга, в Пикардию и Фландрию. Но в дни Фронды Бюсси-Рабютен остался верен королю и с тех пор уже не менял пристрастий. Возможно, он дослужился бы до маршала Франции, если бы не безумство молодости, точнее, настоящий скандал, оставшийся в истории как «дебош в Руасси» и который стоил ему ссылки.
6
Никола Фуке – генеральный контролер финансов Франции; в 1664 г. был осужден за злоупотребления и участие в заговоре против короля.
В компании нескольких, таких же как он, повес – герцога Вивонского, брата госпожи де Монтеспан, герцога Неверского, маркиза де Кавуа, герцога Грамонского и будущего кардинала Лекамю, Бюсси во время оргии, пришедшейся к тому же на Страстную неделю, распевал непристойные куплеты, «Аллилуйи» [7] , в то время как будущий кардинал совершал «обряд крещения» над молочным поросенком. Когда слухи об этих подвигах дошли до короля, Бюсси было любезно предложено отправиться «поразмышлять» в его земли, в Бургундию.
7
Куплеты «Аллилуйи», авторы которых неизвестны, пародировали церковный гимн и были весьма фривольного содержания; в них высмеивались королевская семья, духовенство и высшая аристократия.