Женская история о наивности, слабости и силе
Шрифт:
– Спасибо. Мне писать не трудно. Я ведь филолог по образованию.
– Да. Это многое объясняет, но не все. Кого-то могло все это сломать. Вы, Татьяна, прошли через трудный, длинный и тяжелый путь. Пережили смерть близкого когда-то вам человека. Все это грустно и печально. Но теперь вы от многого деструктивного и негативного освободились и в принципе абсолютно свободны. Сейчас я вижу перед собой молодую, привлекательную женщину. Ни тени депрессии и тревоги. Что вас беспокоит?
– То-то и беспокоит. Я добилась того, чего хотела, но чувствую, что упустила нечто важное… Или недополучила.… В общем, не знаю, но испытываю определенную неудовлетворенность.
–
– Это как? Извините, я вас не поняла, – смущенно произнесла Татьяна.
Профессор удивленно посмотрел на нее, искренно не осознавая, как можно не понимать очевидного:
– Ну, на самом деле здесь все абсолютно просто. Для примера: молодой человек долго ухаживает за любимой девушкой и делает ей предложению руки и сердца. Девушка дает свое согласие и выходит замуж за любимого человека. Свадьба. Шампанское. Фейерверки. Все!!! Хеппи-энд. Но!?.. – и Либерман поднял указательный палец правой руки вверх. – Но у каждого из них свой жизненный сценарий долгой и счастливой семейной жизни. И надо же было так случиться, что они не совпали. Бывает. Знаете ли, бывает, и даже чаще, чем хотелось бы. И по какой-то причине молодые люди и не очень не находят компромиссов. Происходит разрыв отношений. И еще совсем недавно без ума счастливые влюбленные расходятся. А вот это уже не прописано в их жизненных сценариях!
В этот момент профессор остановился и посмотрел на Михайловскую.
– Теперь вы понимаете? Крах, кризис, ну и весь прочий негатив. Прописанный подсознательно жизненный сценарий рушится. Если личность гибкая и пластичная, через какое-то время она адаптируется к изменившейся ситуации. Начинает формироваться новый жизненный сценарий. Происходит его корректировка. Но так бывает не всегда.
– И что делать тогда? – простодушно спросила Татьяна.
– Не затягивать. Обращаться к психотерапевту, что, в принципе, вы и сделали. Где-то интуитивно, на уровне подсознания, вы поняли, что ваш путь и ваша победа могут помочь и другим женщинам.
– Я как-то об этом не думала.
– Я же говорю, подсознательно, – профессор смотрел на Татьяну и улыбался. Ему была симпатична эта во многом несчастная, но сильная духом женщина. – Вы гордитесь собой. Не краснейте и не стесняйтесь. Это нормально. Вы молодец. О, довольно уютное местечко, – Михаил Львович обратил внимание на беседку округлой формы, обильно окутанную девичьим виноградом: «Давайте присядем».
Они устроились за покрашенным светло-коричневой краской круглым столиком, стоявшим в центре беседки.
– Какой чудесный день, – расправляя плечи и вдыхая полной грудью, произнес Либерман.
Татьяна согласно кивнула головой, и ее светлые кудрявые волосы заиграли веселыми цветными переливами в лучах осеннего солнца.
«Красивая женщина», – подумал профессор, но, помня, на чем прервался, продолжил свою незаконченную мысль:
– Путь через помощь другим – это тоже ВЫХОД, – он сделал ударение на последнем слове. – Именно так. «ВЫХОД» большими буквами. Новая цель, новый сценарий, новый смысл.
Либерман вдруг замолчал. Михайловская удивленно посмотрела на него:
– Что-то случилось? – озабоченно спросила она.
– Да нет, Танечка, все нормально. Вы не возражаете, что я вас Танечкой назвал? Как-то фамильярно получилось.
Татьяна снова зарделась:
– Вы знаете, Михаил Львович, а мне даже приятно. Как будто бы мы ближе стали.
– Ну, тогда все
– Чем-чем? – Михайловская на секунду задумалась, а затем, с очаровательной полуулыбкой произнесла: “Я вспомнила. Диминутив…. Я знаю, что это такое. Я же все-таки филолог. Диминутив – это уменьшительно-ласкательная форма. Правильно!?”.
Все верно, Татьяна. Правильно. Простите, если я вас этим обидел, – лицо Либермана было серьезно-спокойным, без тени иронии.
У меня такое бывает, – продолжал Михаил Львович: «Это, может быть, даже где-то профессиональное. Иногда использую в работе. Ну и с вами как бы само собой получилось. Не могу же я вас, ну или любого другого симпатичного мне пациента, погладить по головке или прижать себе. А через использование уменьшительно-ласкательного имени это возможно – это как бы поглаживание, такое психотерапевтическое. Чтобы человек почувствовал, что он не безразличен мне как врачу. И, если хотите, это одна из возможностей формирования эмпатии как состояния осознанного сопереживания текущему эмоциональному состоянию другого человека».
– А вы, Михаил Львович, меня уже рассматриваете как пациентку? – хитро щурясь и кокетливо улыбаясь, спросила Татьяна.
– Нет, боже упаси. Без вашего согласия… – и Либерман состроил гримасу, от которой молодая женщина рассмеялась звонко и заразительно. В уголках ее светло-зеленых глаз появились маленькие морщинки искренности и доверия к человеку, разбудившему глубоко спрятанные чувства.
– А я бы не отказалась, – с очаровательной улыбкой продолжала Татьяна.
– В принципе, и я не возражаю, – уже серьезно произнес Михаил Львович. – Но у меня есть еще одно предложение. Может быть, оно вас удивит. Я понимаю, что ваши заметки – это глубоко пережитое и очень личное. Не всякий решится на такие откровения, о которых вы пишете. Это вещь интимная. И тем не менее, вы, Татьяна, решились показать их совершенно незнакомому человеку, то есть мне. Не считаете, что это рискованно, я бы даже сказал, опрометчиво?
– Я думала об этом. Но это не спонтанное решение. Перед тем как прийти к вам, я интересовалась кто вы такой. Простите, конечно. Читала о вас, смотрела ваши научные труды. Правда мало что поняла, но все же. Говорила с людьми, которые у вас лечились. Моя подруга ходила на ваши лекции в университете. Она без ума от вас. Так что я многое о вас знаю.
– Хорошо-хорошо, – удовлетворенный ответом, произнес Либерман. – Давайте вернемся к моему предложению.
– Давайте, – примирительно согласилась Татьяна.
– Помните, я уже говорил вам, что ваш текст интересен и уникален…
Татьяна пыталась возразить, но Либерман жестом руки приостановил ее:
– Он необычен и важен. Актуален для многих женщин, попавших в подобную ситуацию. Ваши заметки, если их немного «причесать», могли бы быть великолепным пособием. Возьмитесь, пожалуйста, за этот проект, а я вам помогу. Обещаю.
Михаил Львович смотрел на Татьяну Михайловскую. Она была в нерешительности. Пауза затягивалась.
– Кстати! – прервал молчание профессор: «Это может быть первым шагом к решению вашей проблемы. Сейчас вы находитесь в состоянии неопределенности. Состояние неустойчивого психоэмоционального равновесия. Во многом это критическая ситуация. Перед вами сейчас открыты многие пути. Но как выбрать правильный? И вот здесь, может быть, даже сейчас, именно в этот момент, в этой точке пересекаются четыре очень важные линии: и смысла жизни, и жизненного сценария, и цели, и возможного предназначения».