Женский взгляд
Шрифт:
– Кулема. Ну, посмотри сейчас, что написано?
Открываю интерфейс, смотрю закладку: все что сказал Лев - правда. Читаю описание и впадаю в шок. Системный текст гласит:
Augmented Reality! Platform. Home Edition
Версия 7.2.
Copyright 2101-2117 "Первая Марсианская компания"
Авторские права защищены.
Зарегистрирована на Евгению Михайловну Колесникову.
S/N C4R-7702D-2102770.
Годовая однопользовательская лицензия.
Премиальный аккаунт.
Дата активации: 27.04.2017 12:00.
Дата окончания: 27.04.2018 11:59.
– У меня то же самое, - удушающая волна страха накатывает так, что никакой коньяк не спасет.
– Первая Марсианская
– Мы не одни во вселенной, об этом даже по телевизору говорили, - глаза Льва смеются, - Или так быстро привыкла к интерфейсу и не хочется с ним расставаться? К хорошему быстро привыкаешь.
Беру бутылку и разливаю коньяк. Мне нужно срочно выпить - слишком много свалилось на мою бедную голову. Руки трясутся, горлышко бутылки дребезжит о стекло и несколько капель попадает на стол. Понаблюдав за моими мучениями, Лев, деликатно оттеснив меня, наполняет бокалы выверенными движениями. Беру свой и, стуча о край зубами, опрокидываю в себя. Горячий поток спускается по пищеводу, согревая и расслабляя.
– Ну что ты так дрожишь? От нас ничего не зависит, точнее не зависит отведенный нам срок. Но только мы сами решаем, действовать нам или сидеть сложа руки. Ты, я смотрю, без интерфейса особо не утруждалась благими делами, так? Но ведь теперь все изменилось, неужели, даже если сейчас твои показатели погаснут, ты сможешь с таким же безразличием смотреть на нуждающихся в твоей помощи людей? Увидишь, что можешь помочь и пройдешь мимо, заведомо зная, как влияют благие дела на твое сознание?
Сижу, понурившись. Мне все еще страшно, но слова Льва вселяют надежду. Киваю, соглашаясь, так и продолжая смотреть в пол.
– У меня сегодня на операционном столе пациент умер, - неожиданно заканчивает он свою бравую тираду.
Я встрепенулась, ошарашенно смотрю на Льва.
– О, Господи!
– не знаю, что говорят в таких случаях, ведь он не родственник, и я не знаю, была ли это врачебная ошибка, винит ли он себя, - Мне так жаль.
– Рак, четвертая стадия. Он был обречен. Я, по возможности, всегда старался оперировать именно самых сложных больных, не боялся браться за запущенные случаи, безнадежные. Никто из врачей не хочет "мараться" и расширять свое "кладбище". А мое подсознание мне и без всякого интерфейса говорило: "Ты должен!" - иди и сделай. И, ты знаешь, шел и делал. Да, многие умерли, к сожалению, я не Господь, но многие и выкарабкались. В них не верил никто, даже родственники уже начинали оплакивать. Но сколько бы ни умирало людей у меня на столе, каждый раз я чувствую вину и боль утраты. Какие бы плохие они к тому моменту уже ни были. Никто ни разу не заикнулся, ни коллеги, ни родственники, ни словом, ни взглядом, что я плохо старался или что я виноват. А совесть-то она вот где, - кладет руку на сердце, - ее не обманешь.
Сижу, как громом пораженная, слушая его. Такой исповеди я не ожидала. Какой великий человек. Я даже не задумывалась о том, каково это - нести такое ярмо. Заново дарить умирающему жизнь, или хотя бы надежду, чтобы он существовал не болью, умоляя о смерти, а верой. По мне - так лучше уснуть на операционном столе и не проснуться, чем чахнуть, изо дня в день мучаясь и видя лишь боль в глазах родных.
А Лев все говорит:
– Наверняка с теми людьми, кто выжил всем назло, репутация у меня была прокачана, что надо - усмехается.
– А вот с родственниками, особенно исцелившихся пациентов, я всегда контактов избегал. Мне казалось, что то, что я делаю - очевидные вещи. Это мой долг, я не могу иначе. Просто не смогу самому себе в глаза смотреть, если отступлюсь, струшу. А все их благодарности и заискивания - не мог выносить, стеснялся принимать похвалу, она меня даже злила. Эти насильно всовываемые конверты
Таращу глаза на бутылку. Хорошо, что он не сказал это, когда я пила, пошло бы не в то горло.
– Такие деньжищи за коньяк? С ума люди сошли?
Лев улыбается моей наивной простоте. Невольно улыбаюсь в ответ, я очарована этим мужчиной!
– Представляешь, какой бы у меня сейчас уровень был, если бы я общался с родственниками больных и прокачивал за их счет репутацию? От пары добрых обнадеживающих слов мой язык бы не отвалился. А сколько упущено опыта - страшно даже представить. Надеюсь, что потеря опыта это самое страшное, что я упустил из-за своей гордыни, а может и глупости, - усмехается.
Мне кажется, ему стало гораздо легче после того, как выговорился. Просто наболело, и давно хотелось с кем-то поделиться. Лев продолжает:
– Ко мне так и прилипло прозвище это - Ягуар. Даже стыдно, когда девчонки говорят заслужено, мол десятки раз когтями вырывал безнадежных больных с того света. Как-то напились с реаниматологом до зеленых чертиков - пошли и татуировки набили. Два идиота. Давно уже, лет десять назад.
– Мне нравится твое тату. Ягуар, как живой.
– Да я и не жалею особо. Может оно так и правильно.
– Лев похлопывает себя по плечу, в том месте.
– А у реаниматолога что?
– пытаюсь перевести тему, не хочу больше о грустном.
– Не понял?
– Ну, что он наколол?
– смущаюсь.
– Аа...
– ухмыляется, - Ястреб.
Смотрю на Льва и вспоминаю тот день на картошке. Вид его голого торса всплывает перед глазами. Помню татуировку в мельчайших деталях: изгибы тела хищного животного и взгляд, как живой, от которого бросает в дрожь. Как перекатывались во время работы мышцы мужчины и создавалось ощущение, что ягуар крадется к своей жертве. По моему телу пробегает волна жгучего желания. Оно настолько острое, что кажется мои возбужденные соски видно даже через слой поролона. Похоть затуманивает разум, мысли путаются, во рту пересыхает. Боюсь поднять на мужчину глаза - он сразу все поймет.
– Здорово, - мой голос охрип и, наверное, выдает меня с головой - Я никогда таких красивых татуировок не видела, с удовольствием бы рассмотрела поближе. (Если бы я знала, чем обернется для меня эта фраза, я бы отрезала себе язык!)
То ли алкоголь в крови забурлил, то ли усталость сказалась, но Лев, не раздумывая, стянул через голову джемпер и встал предо мной на колени.
Мое сердце бьется о ребра, ладони потеют, дыхание вырывается изо рта прерывистыми толчками. Рефлекторно сжимаю бедра, пытаясь унять дрожь возбуждения. Медленно поднимаю глаза, глядя на плоский живот, грудь с завитками темных волос. Останавливаю взгляд на татуировке. Нервно сглатываю. Слегка подрагивающими подушечками пальцев, едва уловимо касаюсь татуировки. Кожа Льва пышет жаром. Не могу удержаться и снова опускаю взгляд ниже, на его грудь. От моего поглаживания, а может от взгляда, у Льва сжались соски.
Ощущение, что я горю изнутри. Наслаждаюсь близостью мужчины, его запахом. Время остановилось, и весь окружающий нас мир исчез.
Лев касается моего подбородка, большим пальцем освобождая закушенную нижнюю губу, приподнимает лицо и наши взгляды встречаются. В его глазах такое же непреодолимое желание, похоть, мольба, нужда - адский коктейль чувств в одном флаконе. Смешать, но не взбалтывать!
На миг теряюсь, не ожидая от него такой реакции. Не думала, что он видит во мне женщину. С моих приоткрытых губ срывается тихий стон.