Женское сердце в груди
Шрифт:
Когда была всесильной женщиной,
Когда меня покинул страх
Перед закатами багровыми,
Что отражалися в реке,
Не став ни старыми, ни новыми:
С кудрявой тучкой налегке.
2
Не бойся, что плачу, тоскую, грущу:
Мой день мне милее и краше,
Как только удачно июнь облачу
В твой серый, отглаженный плащик.
И
У неба прошу…
Ты не смейся,
А голосом прежним скажи мне: «Сорви!
На нашем проклюнулась месте».
Тебя не молю, чтобы ты за спиной
Стоял…
Жизни скинь половину:
Ты первую пр'oжил бок 'o бок со мной,
Вторую же – тихо покинул.
* * *
О себе говорить не спешу,
Потому что любимые рядом,
Ибо памятью личной грешу –
Не селю их за жизненным спадом.
Не селю даже тех, кто исчез,
Растворился в самом запределье,
Ибо видят мой каждый порез,
Видят скромных стихов рукоделье.
Всё простили мне – чувствую так.
Я за всё неживым благодарна:
И за то, что сжимала кулак,
И за то, что бывала бездарна.
* * *
Ненастный день. И тучи
стаями
Идут на яблони в цвету.
Они стоят, глядят усталыми
Глазами прямо в высоту.
Зачем гроза на них надвинулась,
Отодвигая час, когда
Им засиять плодами дивными
Опять настанет череда?
И всё ж от туч едва ль отбиться:
Они и выше, и сильней.
Не проще ль ниже наклониться
И стать для них ещё видней?
Нет, нет и нет! Готовы к бою:
Свои свернули лепестки,
Чтоб грозы их раскрыли с болью
И пощадили гладь реки.
* * *
Было тихо, но вот – началось!
Ветер грыз, словно хищник, осокорь,
А потом долго вдалбливал гвоздь
Дождь в крыльцо!..
Был свидетелем тополь.
Говорят, что ему повезло.
Но ужимки его городские
Не украсили крону-чело.
…Тополя, может, все вы такие?
Но осокорь, чей мощный вихор
В небеса, словно в космос, стремился,
Застонал, как разлаженный хор,
В дверь избы он,
как воры, ломился.
Я боялась, что в теле ствола
Стонут раны и древние дупла.
…И, как ветром, боязнь мою сдуло,
И с крыльца я в ненастье сошла.
* * *
Этот
Пробирает меня до костей.
Неужели он Богу угодный? –
Пребывает в плену скоростей.
Этот ветер меня доконает,
Если с ветром играть в поддавки!
…Шёл бы так, словно в море цунами,
С честью приняли б смерть моряки.
Но живу в полосе среднерусской –
И душой прикипела к беде.
…И сидит на земле трясогузка,
Как яичко, укрыто в гнезде.
оптимисту
Я больше тебе не умею помочь:
Живи, будто день – незакатен, –
И он перетечь – очень медленно! –
в ночь
Не может под солнцем без пятен.
Теперь – ни бессонниц, ни вечного сна.
Где меч от луны в изголовье?!
И сыпет иголки на хвою сосна,
Не веря в своё малокровье.
Не выйдешь ты в полдень
В свой сад из избы –
Послышится гром, то есть ропот
На то, что всего лишь мы века рабы,
Где – войны, погосты и копоть.
И солнечный город создать не пришлось,
И Божий язык непонятен
Тому, кто привил виноградную гроздь
К сосне, но под солнцем без пятен.
* * *
О потерях судить не берусь я,
Потому что, потерянный мной,
Ты горюешь у близкого устья
Летней речки – ещё озорной.
Эта речка петляет лугами,
Подмывает свои берега,
Мель за мелью
скрепляет цепями,
Почитай, из того же песка.
А когда от безумства очнётся,
Ужаснётся свободе своей
От закатного грустного солнца,
Что с неё всё не сводит очей.
Но не в силах она измениться:
Ширя устья пленительный плен,
По лугам продолжает змеиться,
Где цветочной пыльцы – до колен.
вздох
Случайно ли ты встрепенулся,
Когда уходила
в ночной –
Из вёдра, лишённого вкуса, –
В тот дождь, что всю ночь – проливной?
Пойми же: тебе не подруга.
И веки мои тяжелы
От боли сердечной, недуга,
Вернее, от
в сердце иглы.
Пошла наугад в ночь прозренья –
Не в силах зной полдня терпеть.
…Тогда и распалась на звенья
Тобою дарёная цепь.
Мешаю и дождь я, и слёзы.
Смеёшься, незлой человек?