Жены и дочери
Шрифт:
Синтия выглядела недовольной.
– Единственно, что я требую, — секретности.
– Но почему? — спросил мистер Гибсон. — Я понимаю, что в нынешних обстоятельствах ты не хочешь предавать это огласке. Но как же друзья с обеих сторон! Разумеется, ты не можешь возражать против этого?
– Нет, возражаю, — ответила Синтия. — Если ничего нельзя поделать, я бы не хотела, чтобы кто-либо знал.
– Я почти уверен, что Роджер расскажет своему отцу.
– Нет, не расскажет, — сказала Синтия. — Я взяла с него обещание и считаю, что он из тех, кто уважает обещания, — она взглянула на мать, которая, чувствуя себя в немилости у мужа и у
– Ну, во всяком случае, он несомненно будет красноречивее и убедительней, поэтому я дам ему шанс. Я не поеду в Хэмли Холл до конца недели. До этого времени он может написать и рассказать обо всем своему отцу.
Синтия сдержала первые слова, готовые сорваться с языка. Затем произнесла со слезами на глазах:
– Обещание мужчины выше желания женщины, так?
– Я не вижу причины, почему не стоит этого делать.
– Вы поверите в мои причины, когда я скажу вам, что если все станет известно, это причинит мне огромные страдания? — она произнесла это таким умоляющим тоном, что если бы мистер Гибсон не был недоволен и раздражен предыдущим разговором с ее матерью, он должно быть, уступил бы ей. Но поскольку этого не произошло, он холодно произнес:
– Рассказать отцу Роджера не значит предать огласке. Мне не нравится это непомерное желание оставить все в тайне, Синтия. Мне кажется, что за этим скрывается что-то…
– Пойдем, Молли, — внезапно сказала Синтия. — Давай споем тот дуэт, которому я тебя научила. Это лучше, чем вести подобные разговоры.
Это был веселый французский дуэт. Молли пела его невнимательно, с тяжестью на сердце; но Синтия пела его с воодушевлением и видимой веселостью. Только под конец она разразилась слезами и взлетела вверх по лестнице в собственную комнату. Молли, больше ни на что не обращая внимание — ни на отца, ни на слова миссис Гибсон — последовала за ней и обнаружила, что дверь ее комнаты заперта, и в ответ на все свои просьбы позволить войти, она слышала всхлипывания и рыдания Синтии.
Прошло более недели после описанных выше событий, прежде чем мистер Гибсон нашел время заехать к сквайру; он искренне надеялся, что его обгонит письмо Роджера из Парижа, в котором тот обо всем расскажет своему отцу. Но с первого взгляда доктор понял, что сквайр не слышал ничего необычного, что могло бы нарушить его спокойствие. Он выглядел лучше, чем все прошедшие месяцы: в его глазах светилась надежда; лицо было окрашено здоровым румянцем, частично из-за возобновившихся прогулок на свежем воздухе для контроля за дренажными работами, и частично из-за радости, которую ему недавно доставил Роджер, — все это заставляло кровь в его жилах бежать быстрее. Ему не хватало Роджера, это правда, но всякий раз, когда печаль расставания слишком тяжело давила на него, он наполнял трубку табаком и выкуривал ее за долгим, неспешным и размеренным перечитыванием письма лорда Холлингфорда, каждое слово из которого он знал наизусть. И выражения, в которых он, притворяясь для себя, сомневался, давали ему лишний повод просматривать похвалы сыну. Покончив с приветствием, мистер Гибсон сразу перешел к делу.
– Есть новости от Роджера?
– О, да. Вот его письмо, — сказал сквайр, принеся свой черный, кожаный ящик, в котором письмо Роджера лежало среди других бумаг различного содержания. Мистер Гибсон прочел его, одним беглым взглядом уверившись, что в нем нет упоминания о Синтии.
– Хм! Я вижу он не упомянул об одном очень
– Верните мне письмо, — произнес сквайр неестественным голосом. Он снова прочел его, словно ранее не усвоил его содержание, и словно в нем остались несколько предложений, которые он проглядел.
– Нет! — произнес он наконец со вздохом. — Он ничего не пишет об этом. Сыновья могут играть с отцами в доверительность, но они многое скрывают.
Казалось, сквайр больше разочарован тем, что получил известие не из уст Роджера, нежели недоволен самим известием, подумал мистер Гибсон. Но он дал ему время собраться с мыслями.
– Он не старший сын, — продолжил сквайр, как будто разговаривал с самим собой. — Но это не та партия, которую я задумал для него. Как это случилось, сэр, — сказал он, внезапно набрасываясь на мистера Гибсона, — что в последний раз, когда вы были здесь, вы сказали, что между моими сыновьями и вашими девочками ничего нет? Должно быть, это продолжалось все это время!
– Боюсь, так оно и было. Но я ничего не знал, как наивное дитя. Я услышал об этом только вечером того дня, когда уезжал Роджер.
– А это было неделю назад, сэр. Что заставляло вас молчать?
– Я думал, что Роджер сам вам расскажет.
– Это говорит о том, что у вас нет сыновей. Большая половина их жизни неизвестна отцам. Вот Осборн здесь, мы живем вместе… иначе говоря, мы вместе обедаем, спим под одной крышей… и еще… Что ж! Что ж! Жизнь такова, какой ее делает Бог. Вы говорите, это еще не помолвка? Но интересно, что мне делать? Надеяться на то, что мой сын разочаруется в том глупом поступке, на который он решился… как раз тогда, когда он помогает мне. Это глупо, не правда ли? Я спрашиваю вас, Гибсон, вы должны знать эту девочку. Предполагаю, у нее не столь много денег?
– Ей выплачиваются пожизненные проценты ее матери, около тридцати фунтов в год.
– Вот так так! Хорошо, что он не Осборн. Им придется подождать. Из какой она семьи? Полагаю, никто из них не занимался торговлей, от того она так бедна.
– Думаю, ее отец приходился внуком некоего сэра Джералда Киркпатрика. Ее мать рассказывала мне, что у него был титул баронета. Мне ничего неизвестно о подобных вещах.
– Это уже что-то. Мне кое-что известно о подобных вещах, как вы предпочли назвать их. Мне нравится благородная кровь.
Мистеру Гибсону ничего не оставалось, как сказать:
– Но я боюсь, что только одна восьмая крови Синтии благородная. Мне ничего неизвестно о ее родственниках кроме того, что ее отец был викарием.
– Имел профессию. Во всяком случае, эта ступень выше торговли. Сколько ей лет?
– Восемнадцать или девятнадцать.
– Мила?
– Да, думаю так. Большинство так думает, но все это дело вкуса. Поедемте, сквайр, оцените сами. Приезжайте и пообедайте с нами в любой день, когда захотите. Меня может не быть дома, но ее мать будет там, и вы сможете познакомиться с будущей женой вашего сына.