Жены и дочери
Шрифт:
Мистер Гибсон поспешил с этим предложением, слишком полагаясь на спокойствие, с которым сквайр расспрашивал его. Мистер Хэмли замкнулся в себе и, отвечал угрюмым тоном.
– "Будущая жена" Роджера! Он поумнеет к тому времени, когда вернется домой. Два года, проведенные среди чернокожих, добавят ему больше здравого смысла.
– Возможно, но не обязательно, я бы сказал, — ответил мистер Гибсон. — Думаю, чернокожие не столь знамениты своими способностями к рассуждениям, поэтому у них не так много шансов изменить его мнение своими доводами, даже если они поймут язык друг друга. И конечно, если он разделяет мой вкус, особенность их кожи только заставит его еще больше ценить белокожих.
– Но вы сказали, это не была помолвка, — прорычал сквайр. — Если он лучше подумает, вы ведь не станете принуждать его к ней?
– Если он пожелает разорвать помолвку, я, разумеется, посоветую Синтии пожелать того же, вот все, что я могу сказать.
– Не уходите, Гибсон. Не обижайтесь на то, что я сказал, хотя я не знаю, почему я это сделал. Что девочка представляет из себя?
– Я не понимаю, что вы имеете ввиду, — ответил мистер Гибсон. Он прекрасно знал, о чем спрашивал сквайр, только был рассержен и предпочел не понимать.
– Она… хороша, такая же, как ваша Молли?… с мягким характером и благоразумная… ее перчатки всегда заштопаны, а обувь опрятная, она готова сделать все, что ее попросят, словно больше всего на свете ей нравится выполнять просьбы?
Черты лица мистера Гибсона расслабились, он понял все недосказанные предложения сквайра и все его невыраженные значения.
– Начну с того, что она намного красивее Молли, и у нее очень обворожительные манеры. Она всегда хорошо одета и выглядит опрятно, я знаю, что она не тратит много на одежду, и всегда выполняет то, о чем ее попросят, у нее всегда готовы милые, живые ответы. Не думаю, что когда-либо видел, как она выходит из себя, но я и не уверен, что она принимает вещи близко к сердцу, а некая приглушенность чувств идет на пользу человеку мягкого нрава, как я заметил. В целом, я думаю, таких, как Синтия — одна на сотню.
Сквайр немного подумал.
– На мой взгляд ваша Молли — одна на тысячу. Но видите ли, у нее нет знатных родственников… и я не думаю, что у нее будет возможность получить много денег, — он произнес эти слова, как будто рассуждал вслух, безотносительно к мистеру Гибсону, но это уязвило последнего, и он ответил немного нетерпеливо:
– Так как Молли здесь не при чем, я не понимаю, какой смысл упоминать ее имя, а также обсуждать ее семью и ее состояние.
– Нет, конечно, нет, — сказал сквайр, поднимаясь. — В своих мыслях я зашел слишком далеко, признаюсь, я думал только о том, какая жалость, что она не подойдет Осборну. Но, разумеется, это не обсуждается… не обсуждается.
– Да, — согласился мистер Гибсон, — и если вы извините меня, сквайр, я должен сейчас уйти, и тогда вы будете свободно, без помех, предаваться своим мыслям.
Он уже был у двери, когда сквайр окликнул его. Доктор стоял, нетерпеливо постукивая хлыстом о сапоги, ожидая бесконечных последних слов.
– Послушайте, Гибсон, мы старые друзья, а вы глупец, если воспринимаете все, что я говорю, как обиду. Мы не поладили с мадам, вашей женой, в тот единственный раз, когда я видел ее. Я не скажу, что она глупа, но думаю, что один из нас глупец, и это не я. Тем не менее, мы прошли через это. Полагаю, вы привезете ее и эту девочку Синтию (это самое нелепое из христианских имен, что мне доводилось слышать), и маленькую Молли сюда как-нибудь на ланч — мне удобнее в своем собственном доме — и я уверен, что буду вежлив с ними. Нам не нужно ничего говорить о Роджере — ни девушке, ни мне — и вы, если сможете, придержите язык вашей жены. Это послужит только комплиментом вашему браку… не нужно воспринимать это как нечто большее. Запомните, никаких намеков и упоминаний о Роджере и этой глупости. Я повидаюсь с девочкой и сам смогу судить, поскольку, как вы выразились, это будет лучшим планом. Осборн тоже будет здесь. Он всегда находится в своей стихии, когда разговаривает с женщинами. Иногда я думаю, что он наполовину женщина — он тратит столько же денег и так же неблагоразумен.
Сквайр остался доволен собственной речью и собственной мыслью, и немного улыбнулся, когда заканчивал говорить. Мистер Гибсон был одновременно доволен и позабавлен, он тоже улыбнулся, уходя. Решили, что в следующий четверг мистер Гибсон привезет своих дочерей в Хэмли Холл. Доктор думал, что, в целом, разговор прошел лучше, чем он ожидал, и гордился тем приглашением, которое должен был передать. Поэтому поведение миссис Гибсон, когда она получила его, немного раздосадовало его. С вечера того дня, как уехал Роджер, она считала себя оскорбленной. Зачем кому-то говорить, будто бы шансы, что жизнь Осборна продлится, ничтожно малы, если фактически вопрос нерешен? Ей очень нравился Осборн, намного больше Роджера, и она бы охотно предназначила его для Синтии, если бы не вздрагивала от мысли, что ее дочь станет вдовой. Если миссис Киркпатрик и переживала что-то остро, так это смерть мистера Киркпатрика. Будучи равно любезной и черствой
Глава XXXVI
Домашняя дипломатия
Вечером того дня, когда мистер Гибсон виделся со сквайром, три женщины одиноко сидели в гостиной, поскольку хозяин дома уехал далеко и до сих пор не вернулся. Им пришлось ждать его к ужину, и некоторое время спустя по его возвращении все были заняты исключительно едой. Мистер Гибсон, возможно, был удовлетворен тем, что ему удалось сделать за день, как никто из них четверых. Этот визит к сквайру лежал камнем у него на сердце с тех самых пор, как он услышал о помолвке Роджера и Синтии. Ему не хотелось принудительно ехать и рассказывать о романе вскоре после того, как он решительно заявил, что такового не существует. Признавать свои ошибки неприятно большинству людей. Если бы сквайр не был таким доверчивым и простодушным по натуре человеком, он мог бы заподозрить, что его собеседник намеренно пытался скрыть факты и усомниться в абсолютной честности мистера Гибсона. Но благодаря его натуре, не стоило опасаться несправедливого недоразумения. Все же мистер Гибсон знал о вспыльчивом, несдержанном характере, с которым ему приходилось иметь дело, и ожидал более жестоких слов, чем услышал в действительности. А последняя договоренность, что Синтия со своей матерью и Молли — которая, как, улыбнувшись, подумал мистер Гибсон, станет примирительницей и подсластит общение — должны были поехать в поместье Хэмли и познакомиться со сквайром, казалась мистеру Гибсону большим успехом, достижение которого он не приписывал своим заслугам. В целом, он был веселее и добродушнее, чем в последние дни, и когда зашел в гостиную на несколько минут после ужина, прежде чем снова отправиться к своим городским пациентам, он тихо насвистывал, стоя спиной к огню, смотрел на Синтию и думал, что не оценил ее должным образом, когда описывал сквайру. Этот тихий, почти беззвучный свист мистера Гибсона был подобен мурлыканью кота. Когда на душе у него было беспокойно, или когда его раздражала человеческая глупость, или когда был голоден, он не мог свистеть, как не мог летать по воздуху. Молли все это интуитивно знала и бессознательно почувствовала себя счастливой, как только услышала тихий свист, в котором совсем не было музыки. Но миссис Гибсон не понравилась эта выходка мужа, по ее мнению это было не изысканно, и даже "не артистично", если бы она могла назвать его свист таким прекрасным словом, оно бы восполнило ей отсутствие изысканности. Сегодня вечером свист особенно действовал ей на нервы, но со времени ее разговора с мистером Гибсоном о помолвке Синтии она не чувствовала себя в том положении, чтобы жаловаться.
Мистер Гибсон начал:
– Синтия, сегодня я виделся со сквайром и чистосердечно во всем признался.
Синтия быстро взглянула на него, спрашивая взглядом. Молли перестала вязать, чтобы послушать, никто не произнес ни слова.
– Вы все поедете туда в четверг на ланч. Он пригласил всех вас, и я пообещал, что вы приедете.
Ответа по-прежнему не было. Вполне естественно, но очень глупо.
– Ты будешь очень рада этому, Синтия, так ведь? — спросил мистер Гибсон. — Может быть, поездка немного тебя пугает, но я надеюсь, что эта встреча положит начало взаимопониманию между вами.
– Спасибо! — выдавила она с усилием. — Но… но разве это не сделает нашу помолвку публичной? Мне бы так хотелось, чтобы о ней никто не знал и не говорил, пока он не вернется или дело не приблизится к свадьбе.
– Я не понимаю, почему это сделает помолвку публичной, — ответил мистер Гибсон. — Моя жена едет на ланч к моему другу и берет с собой дочерей… в этом нет ничего необычного, верно?
– Не уверена, что поеду, — вставила миссис Гибсон. Она не знала, почему это сказала, поскольку была намерена поехать. Но сказав, она обрекла себя на необходимость некоторое время придерживаться собственных слов. А с таким мужем, как у нее, ей приходилось также находить причины для своих высказываний. И вопрос последовал, быстрый и резкий.