Жеребята

Шульчева-Джарман Ольга

"Я пойду с тобой", - говорил Загръар едва слышным шепотом, ночами глядя на своего спящего беспокойным сном спутника.
– "Я буду с тобой всегда".

Но Загръар ни о чем не расспрашивал своего слепого спутника, даже имени его не спросил он. Все окружающие называли его "слепой", но Загръар не называл его и так. Он просто говорил ему "ты", а когда он нем спрашивали другие - он говорил: "мой друг".

...Загръар выпрямился, взваливая последнюю вязанку хвороста на плечо, и, обернувшись, остолбенел. Вдалеке у костра,

огонь очерчивал силуэты людей в плащах - всякий мог догадаться по их покрою, что на спинах их - красный круг.

– Сокуны! Сокуны!
– сдавленно прошептал Загръар, хватая слепого за руку и срывая вязанки хвороста с его плеч.
– Это за нами! Бежим!

И они, держась за руки, без слов, ринулись в сторону леса.

Солнце уже давно село, и было темно. Загръар не видел, куда бежать, и остановился, задыхаясь.

– Что случилось?
– спросил слепой.

– Я не знаю куда идти. Темно. Ночь, - ответил Загръар, не отпуская его руки.

Тогда слепой, велев Загръару взяться за край его рубахи, осторожно пошел вперед, ощупывая стволы деревьев.

– Что ты хочешь делать?
– спросил его спутник.

– Мы не должны оставаться на ночь на земле, - ответил ему слепой.
– Нам надо искать убежище на деревьях.

Так они долго брели, прислушиваясь к шорохам ночи и спотыкаясь о поваленные прошлогодней зимней бурей деревья. Загръар ничего не видел в темноте, и уже готов был заплакать от усталости и страха, как слепой сказал:

– Вот хорошее дерево. Кажется, это луниэ. Посмотри-ка, Загръар.

Тот протянул руку, касаясь шершавого, покрытого мхом ствола.

– Это старое дерево луниэ, - сказал слепой Загръару, прежде чем тот дал ему ответ.
– Я полезу первым и подам тебе руку, чтобы помочь взобраться.

И он ловко поднялся по стволу во тьму и потом подал руку Загръару, и втащил его в развилку кривых, крепких ветвей, высоко над землей.

– Какое чистое небо!
– не удержался от того, чтобы воскликнуть, Загръар.
– Видишь, как сияет северная звезда?

– Нет, - печально ответил его спутник.
– Я ничего не вижу. Даже пламя светильника, поднесенное к лицу, я чувствую только по жару. Я вижу только солнце.

И, опомнившись, Загръар стал просить у товарища прощения.

Тот успокоил его:

– Это ни к чему. Ты меня не обидел.

– Ты так лазаешь по деревьям, как не всякий зрячий может, - засыпая, сказал Загръар.
– Это тебя в Белых горах учили?

– Откуда ты знаешь про Белые горы?

От тона его собеседника с Загръара мигом слетели остатки сна.

– Я просто подумал, - залепетал он, - что раз ты туда идешь, то ты там уже был, и хочешь вернуться...

– Это так, - ответил слепец, но спросил вновь:

– А отчего ты боишься сокунов?

– Я боюсь за тебя, - отвечал юноша.

– Отчего?
– снова спросил его

спутник с тревогой, точно он подозревал Загръара в чем-то.

– Я слышал, что сокуны ищут по Фроуэро человека, похожего на тебя.

Слепой сориентировался по голосу Загръара так, чтобы сесть лицом к лицу напротив него. Они теперь сидели совсем вплотную среди ветвей.

Слепой протянул руку и сказал Загръару -

– Дай мне твою руку.

Загръаг заколебался.

– Ты же не хочешь... ты не хочешь скинуть меня с дерева?! - умоляюще спросил он.

– Нет, - честно пообещал ему слепой.
– Не сброшу. Я хочу лишь узнать, лжешь ты мне или говоришь правду.

Тогда Загръар сам взял его за руку. Огромная ладонь слепого обхватила узкую ладонь Загръара.

– Я не за тем с тобою, чтобы предать тебя сокунам!
– заговорил торопливо Загръар, проклиная себя за то, что он так волнуется и его волнение по влажным рукам, несомненно, будет заметно его белогорцу-спутнику.
– Я не за тем с тобою!..

– Зачем же ты со мною?
– невесело спросил слепой.
– Хочешь один доставить меня к Ниолшоцэа и сам получить награду за мою голову?

– Нет!
– проговорил Загръар, стискивая от как боли зубы, и неожиданно расплакался навзрыд.

Слепой замолчал, отпустив руку юноши. Лицо его исказилось от внутренней боли - словно он не в силах был противиться воспоминаниям. Наконец, он сказал:

– Не плачь. Я верю тебе, маленький фроуэрец!

Осторожно, ощупью, он обнял Загръара и добавил тихо, словно говоря сам с собой или с кем-то еще, не с Загръаром:

– Не плачь. Ученик белогорца не должен знать, что такое слезы.

Но маленький фроуэрец плакал и плакал, уткнувшись в плечо своего спутника, а тот повторял растерянно, слегка похлопывая его по худой, с торчащими, как непробившиеся до конца крылья орленка лопатками, спине:

– Не плачь... я верю тебе... ну, будет, будет уже.

И потом они легли рядом среди ветвей, и Загръар смотрел на звезды, расплывающиеся от остатков слез. Потом, когда слезы его высохли, он привстал на локте и стал смотреть на слепого. Тот уже уснул - свет луны, полосой лежащий на его лице, не мешал ему вовсе.

И Загръар заворожено смотрел на белогорца и не мог насмотреться. Во время сна черты его лица немного разгладились, поэтому исхудалое и осунувшееся лицо его уже не было таким строгим, просто в его чертах затаились печаль и страдание. На его выступающих скулах, запавших щеках и заостренном подбородке за долгое время странствий отросла жесткая щетина. Волосы на обритой голове тоже стали отрастать - но не светлые, а темно-русые, прямые.

Загръар долго-долго смотрел на спящего, и слезы снова покатились из опухших его глаз. Наконец, не в силах более бороться с собой, Загръар поцеловал белогорца в лоб и отпрянул.