Жеребята
Шрифт:
И тогда кто-то снаружи сорвал полог. И солнечный свет залил шатер. И Сашиа замерла, не в силах отвести глаз от сияния, в котором проступал человеческий силуэт.
Это длилось доли секунды - а потом они бросились навстречу друг другу.
– Ты узнала, узнала меня, моя Сашиа?
– шептал Каэрэ.
– Да!
– смеясь от счастья, отвечала она.
– Я победил имененм Великого Табунщика, Сашиа!
А она смеялась и целовала его - глаза, в заросшие мягкой щетиной щеки, и он целовал ее.
А снаружи, недалеко от входа
– Да, ли-шо-Нилшоцэа, - говорил Игъаар спокойно и нарочито развязно, - это мой всадник. Но я полагаю, что это зрелище было устроено именно для того, чтобы меня развлечь? Не так ли?
– О, только лишь для этого, благородная отрасль Фроуэро!
– цедил сквозь зубы Нилшоцэа, косясь на Игэа.
– Спасибо тебе за хлопоты, о достойный жрец Темноогненного!
– отвечал простодушно Игъаар.
– И мой всадник победил - ведь так и должно было быть, не так ли?
И Нилшоцэа, кусая губы, повернулся к ним спиной, а сокуны услышали, как он сказал по-аэольски: "О, как коварны вы, проклятые фроуэрцы!"
А Сашиа говорила Каэрэ:
– Беги! Они сейчас схватят тебя и казнят.
– Но я ради этого и пришел, - отвечал он.
– Я не уйду.
– Нет, Каэрэ, - отвечала она, - беги прочь и скройся! Твой буланый конь унесет тебя в степь быстрее ветра! Скройся! Мой брат ушел на гибель - не погибай же ты!
– Миоци... ушел на гибель?
– переспросил Каэрэ.
– Аирэи... да... Он убъет себя вместо того, чтобы принести жеребенка в жертву Уурту.
Вдруг девушку осенила счастливая догадка:
– Ради меня - догони его и скажи, что Темноогненный не победил на скачках, и что я по-прежнему свободна. Пусть он умрет, зная об этом.
– А ты, Сашиа?
– спросил Каэрэ, не отпуская ее руки.
– У меня теперь есть время для того, чтобы дать обет Башни, - ответила Сашиа и поцеловала его в последний раз.
И когда Игэа и Игъаар вошли в шатер, а за ними вошли рабы, Сашиа одна стояла на белом полотне, воздев руки вверх.
– О, дева Всесветлого, - проговорил царевич.
– Мой всадник победил на состязаниях - и я прошу тебя принять эти цветы, - с этими словами к ногам девушки поставили три корзины, наполненные белыми розами. Она смущенно и встревожено отступила, но Игэа ободряющее улыбнулся ей.
– Твой опекун и названный брат будет рад снова отвести тебя в ваш дом, о Сашиа, - сказал царевич.
Жрец Всесветлого, Миоци
...Он шел среди коней - в длинной белой рубахе без единой вышивки, в белой льняной рубахе жреца Всесветлого. Кони - рыжие, пегие, буланые, гнедые - были вокруг, стреноженные, и каждого за поводья держал сокун. Позади всех шла игреневая кобылица с белым жеребенком. Он то весело прыгал вокруг матери, то припадал к ее вымени. Кобылица печально и пристально смотрела на жреца Всесветлого, и блики его белой рубахи
За спиной жреца Всесветлого было четверо вооруженных сокунов, в руках же Миоци не было оружия. Он шел среди коней, ступая на мягкую траву и слушая далекий шум водопада Аир.
Наконец, шествие остановилось.
– Надо поесть, - сказал старший сокун.
– Мы проголодались.
И сокуны стали есть холодное мясо, завернутое в лепешки, и пить черное, пенистое пиво из фляг.
Миоци снял с пояса свою, полную родниковой воды, флягу и отпил из нее. Потом он расстелил на земле белое полотно и опустился перед ним на колени.
– Всесветлый молчит, Великий Уснувший не отвечает, - заговорил он нараспев, закрыв глаза.
– Это не имеет значения для того, кто посвятил себя служению Небу. Если Уснувший молчит и не действует, то посвященный должен совершать свое дело, это никто не отменял и его обеты он не возвращает назад. Да примут воды Аир служителя Всесветлого - если один неверен, то другой из них верен.
Миоци открыл глаза.
Перед ним стоял степняк.
Миоци вскрикнул и вскочил на ноги - он узнал его.
– Благослови, о служитель Всесветлого!
– проговорил степняк, печально улыбаясь.
– Ты - сын Запада, Каэрэ?
– одними губами спросил Миоци.
– Нет, - ответил тот.
– Благослови.
– Всесветлый да просветит нас, - произнес медленно Миоци, и Каэрэ, склоняясь к его руке, проговорил еле слышно:
– Сашиа свободна. Уурт проиграл Великому Табунщику на скачках. А я ухожу навсегда. Прощай же, Миоци.
И Миоци двумя руками коснулся его плечей, благословляя, а потом, в неожиданном порыве, прижал к груди, ничего не говоря. И степняк тоже обнял его в ответ.
...Сокуны не видели, как ушел странный степняк, и не видели, как стреноженные кони печально смотрели в сторону дальней рощи, где тот оставил своего вольного буланого коня со зездой во лбу.
А Каэрэ пришел в рощу и обнял своего буланого коня за шею, уткнувшись лицом в его гриву.
– Я отпущу тебя, - шептал он.
– Я приведу тебя к хижине Лаоэй и отпущу. Только не попадайся сокунам. А мне надо идти. Может быть, в потоке вод я встречу дельфина... мне пора вернуться...
"Всесветлый отпускает коней на пастбища!"
Миоци стоял у водопада Аир. Вода низвергалась в бездну у его ног, а впереди среди громад непрестанно обрушивающейся вниз воды сияла вечная радуга.
– Всесветлый молчит, Великий Уснувший не отвечает... Это не имеет значения для того, кто посвятил себя служению Небу. Если Уснувший молчит и не действует, то посвященный должен совершать свое дело, это никто не отменял и его обеты он не возвращает назад. Да примут воды Аир служителя Всесветлого - если один неверен, то другой из них верен, - нараспев говорил белогорец снова и снова.