Жернова. 1918–1953. Книга десятая. Выстоять и победить
Шрифт:
– Мой начальник сообщил о твоем звонке только тогда, когда я сдал отчет о командировке и подробно рассказал ему обо всем увиденном и услышанном. Он извинился, сказал, что забыл, но на самом деле, я уверен, посчитал, что известие о том, что ты в Москве, отвлекло бы меня от дела.
– Бедненький: ты целых пять часов не знал, что я жду тебя дома. А я не знала, что ты уже в Москве и с тобой все в порядке. А твой Угланов, между прочим, обещал мне, что как только ты вернешься и отчитаешься, и если не будет чего-то неожиданного, он сразу же даст тебе отпуск.
– И,
Верочка гладила его лицо, целовала, а он рассказывал ей о поездке в Сталинград, опуская подробности боя в разрушенной школе и показывая все это так, будто наблюдал бой со стороны из хорошо защищенного места.
На другой день Матов и Верочка встали поздно. Они пили чай, когда позвонил генерал Угланов и сообщил, что Матову необходимо быстро собраться и ждать машину. Форма одежды – выходная, новая, та, что введена совсем недавно, но которую получили далеко не все.
– Что-нибудь случилось? – забеспокоилась Верочка, отчищая на его кителе какое-то едва заметное пятнышко.
– Почему обязательно – случилось? Ничего не случилось. В лучшем случае – наградят, в худшем – пошлют опять в командировку. Ничего не поделаешь: такая у меня служба, – успокаивал ее Матов, прикрепляя к кителю свои ордена, снятые с гимнастерки.
Они сели на диван, держа друг друга за руки.
– Ты знаешь, – сказала Верочка, – когда ты далеко, я не так за тебя переживаю, как сейчас, когда тебя у меня забирают неизвестно куда. Если тебя снова пошлют на фронт, ты позвони мне обязательно. Хорошо?
– Разумеется. Как ты могла сомневаться?
– Я не сомневаюсь. Я боюсь.
Внизу настойчиво просигналила машина. Матов вскочил, стал надевать шинель.
– Ты не волнуйся и не бойся, – торопливо говорил он. – Это не на фронт. На фронт вот так, с бухты-барахты, не посылают. Но я позвоню в любом случае.
Он поцеловал ее в губы уже на лестничной площадке. Еще раз и еще. И побежал вниз, прыгая через две ступеньки.
Глава 8
Капитан госбезопасности встретил Матова у раскрытой дверцы комуфлированной «эмки».
– Капитан Шурупов, – представился он. – Попрошу ваши документы, товарищ подполковник. – Проверив удостоверение личности и несколько раз посмотрев при этом на Матова, вернул удостоверение и пригласил садиться в машину.
– Куда мы едем, капитан? – спросил Матов, едва машина тронулась.
– В Кремль.
– В Кремль? – удивился Матов. – Не скажите, зачем?
– Узнаете на месте.
Машина проскочила Каменный мост, выехала на Манежную площадь, затем на Красную мимо Исторического музея и вкатила в узкие ворота Спасской башни. Царь-пушка, Царь-колокол, зеленые ели, снежные сугробы по сторонам, поворот, еще поворот, остановились у массивной двери белого здания, все еще накрытого маскировочной сетью. В раздевалке Матов и капитан оставили шинели и портупеи, по ковровой дорожке поднялись на второй этаж; длинный коридор, молчаливая охрана, высокая дверь, просторное помещение, мягкие стулья вдоль
– Проходите, вас ждут, – произнес генерал и сам открыл дверь, пропуская Матова вперед.
Довольно светлая комната, в ней за столом с телефонами двое, еще дверь и… большое помещение с зашторенными окнами, справа длинный стол, на столе большая карта, возле стола невысокий человек. Человек повернулся – и Матов узнал в нем Сталина.
– Входите, товарищ Матов, – произнес Сталин знакомым глуховатым голосом с легким акцентом и шагнул навстречу.
Матов подошел, хотел доложить, но Сталин протянул ему руку и, задержав в своей, спросил:
– Вы успели отдохнуть после поездки в Сталинград?
– Так точно! Успел, товарищ Сталин, – ответил Матов не слишком громко, боясь нарушить плотную тишину кабинета.
– Вот и прекрасно. Расскажите мне, какое у вас сложилось впечатление о наших войсках, сражающихся в Сталинграде.
– Самое благоприятное, товарищ Сталин, – ответил Матов, все еще не понимая, что именно хочет узнать от него Сталин. – Несмотря на ожесточенные атаки превосходящих сил противника, войска дерутся, проявляя изобретательность, нанося противнику ощутимые потери.
– Но кое-где немцам все-таки удается потеснить наши войска, рассечь оборону и выйти к Волге, – возразил Сталин и повел рукой, как бы отсекая всякие возражения.
– Удается, товарищ Сталин. Но с такими потерями, что отвоеванная ими территория практически ничего им не дает. К тому же, должен заметить, умело организованными контратаками мы зачастую возвращаем не только отдельные здания, но и целые кварталы.
– Говорят, вы сами принимали участие в бою. Разве это входит в обязанность офицера Генерального штаба? А если бы вы попали в плен?
– Разумеется, участие в бою не входит в мои обязанности, товарищ Сталин. Но обстоятельства складываются иногда таким образом, что волей-неволей приходится это делать. Что касается возможности попасть в плен, то вероятность этого ничтожно мала: ведь я там был не один. Да и немец уже не тот, товарищ Сталин.
– Что значит – не тот?
– Воюет без огонька, без былой уверенности в своем превосходстве, хотя дисциплина все еще высокая и упорства хватает, однако воюет как бы механически, раз за разом повторяя заученные приемы. Наши командиры и бойцы успешно этим пользуются.
Матов хотел добавить еще кое-что из вычитанного в дневнике лейтенанта Кемпфа, но удержался, посчитав, что лейтенант от отчаяния мог и преувеличивать некоторые негативные стороны поведения солдат своей армии, как это бывало и у нас до недавних пор. Не исключено, что Сталин читал его отчет, а там есть и ссылка на дневник и другие трофейные документы.
– То есть, вы хотите сказать, что Сталинград мы удержим…
– Так точно, товарищ Сталин, непременно удержим.
– Именно это я и хотел от вас услышать, товарищ Матов. Спасибо вам за подробную информацию. Я думаю, что очередной орден Боевого Красного Знамени вы более чем заслужили.