Жертва судебной ошибки
Шрифт:
Бонакэ:
— Герцог, я внимательно читал отчет о деле Марии Фово. И вот сейчас я вспомнил поразительное обстоятельство. Вы несколько раз, — и в особенности в ту минуту, когда герцогиню спросили, из рук ли только одной Марии Фово принимала она питье, — вы из пузырька наливали что-то на платок и давали нюхать герцогине, вытирали ей губы. Не можете ли вы показать этот пузырек?
Княгиня (живо):
— Это венецианский флакон с эмалированной крышкой. Он принадлежал моей дочери. Я заметила его. Во время суда герцог несколько раз доставал этот флакон.
Герцог (вскакивает с места, хотя ноги
— Да, да; я отлично знаю; сейчас отыщу вам его.
Бонакэ:
— Мыс г-ном комиссаром пойдем вслед за вами.
Герцог (с исказившимся лицом):
— Впрочем, нет; не помню, куда положил. Однако, куда же я дел его?
Генеральный секретарь:
— Он отыщется при дальнейшем обыске. Г-н комиссар, продолжайте.
Герцог:
— Но что же этот флакон значит? Ровно ничего! Он ничего не доказывает!
Бонакэ:
— Нет, доказывает очень многое, милостивый государь, и вот почему: вы отравили вашу жену из мести. (Герцог, княгиня и кавалер вздрагивают.) Сперва вы давали ей яд малыми дозами. Раз ночью вы были возле нее вместе с Марией Фово. У этой несчастной во время сна вырвались некоторые странные слова, и они навели вас на адскую мысль свалить подозрения на Марию Фово, потому что как ни искусны вы в отравлении, но в конце концов вас заподозрили бы.
Герцог:
— Ложь! Страшная ложь!
Бонакэ:
— Докажите, милостивый государь. Марию арестуют и, по вашему точному указанию, в ее комнате находят пузырек с ядом, который вы сами положили туда.
Герцог:
— Я положил его туда? Полноте! Это глупо!
Бонакэ:
— А я говорю: вы положили пузырек с ядом в комод Марии Фово. И вот доказательство: он совершенно походит на тот, что найден сейчас. Когда отравительницу арестовали, то для подтверждения возведенных на нее подозрений необходимо было на время приостановить отравление. Так и было: вы сразу уменьшили дозу яда, и положение герцогини хотя и не улучшилось, но и не ухудшалось. Во время суда вы нашли удобный случай покончить с вашей женой, зная, что ее почти внезапную смерть припишут страшному волнению во время показаний. Вы запаслись тонким ядом и под предлогом укрепляющего средства убили вашу жертву сразу. Слышите вы это, милостивый государь?! Да поразит меня небо, если в том флаконе, что вы отказываетесь показать, нет остатков или следов яда!
Герцог (смотря на доктора с ужасом, бормочет):
— Что такое? Каким образом вы можете знать? Кто вам сказал? Почему предполагать?
Сен-Мерри (пораженный внезапной мыслью):
— Негодяй! А помните ли вы, когда в конце заседания княгиня упала в обморок и я попросил у вас флакон, то вы мне не дали его?
Герцог:
— Не помню. Это неправда.
Сен-Мерри:
— Нет, правда. Вы еще поискали в карманах и ответили мне: «В этой суматохе я потерял флакон».
Герцог:
— Ложь! Неправда!
Сен-Мерри:
— Господин судья, минуту назад этот человек сказал, что принесет флакон. Он встал, чтобы идти за ним, не предполагая, что его не пустят одного: он мог искать его только в своей спальне, вон там. Потрудитесь идти за мной, и я уверен, мы найдем флакон.
Комиссар:
— Я пойду с вами.
(Уходят.)
Княгиня (с ужасом):
— А! По крайней мере, этому
Княгиня:
— Тот самый флакон! Я узнаю его.
Бонакэ (рассматривая флакон):
— Здесь осталось несколько капель, но я клянусь Богом, что это синильная кислота, яд настолько сильный и тонкий, что несколько капель на губы причиняют почти моментальную смерть!
Княгиня:
— О, Боже! Теперь все ясно! Теперь я понимаю настойчивость, с какой это чудовище повторяло нам, будто наша бедная дочь взяла с него обещание, что если она умрет, то ее не будут анатомировать и перевезут ее тело в имение, в Нонанкур. Мне она ни разу за все время своей болезни не говорила об этом. Однако ее последняя воля была исполнена. Г-н де Сен-Мерри взял на себя эту печальную обязанность и только нынче вернулся из Анжу.
Бонакэ:
— Цель этой лжи очевидна: надо было помешать вскрытию, так как нет ничего легче обнаружить всасывание и повреждение в органах от недавнего употребления яда.
(Герцог ничего не отвечает; он сидит неподвижно, закрыв лицо; только минутами его охватывает судорожная дрожь.)
Комиссар (герцогу):
— Милостивый государь, на основании важных подозрений и некоторых показаний я обязан сейчас же арестовать вас. Если вам надо сделать какие-нибудь распоряжения, то потрудитесь поспешить, я вас жду.
Княгиня (поднимая руки к небу):
— О, Господь справедлив, моя несчастная дочь будет отомщена.
Герцог (порывисто встает, поднимает голову; лицо его искажается отвратительным выражением страшной злобы. Язвительная улыбка обнажает его желтые зубы. При словах княгини он разражается страшным хохотом и кричит):
— Ха! Ха! Ха! Слышите ли вы эту милейшую тещу? Ее дочь будет отомщена! Ха! Ха! Ха! Отомщена, потому что с вашей помощью все складывается против меня; потому что мне отрубят голову, как той горничной. Не правда ли, княгиня? Не правда ли, кавалер? Ну, нет-с, напротив! Слышите ли вы? Это я отомстил за себя вашей дочери, княгиня и г-н Сен-Мерри. Ведь она — ваша дочь и достойна своих родителей…
Сен-Меррп (с яростью бросается на герцога):
— Подлец!
Бонакэ (удерживая его):
— Милостивый государь! Ай, ай, ай!
Герцог (указывая на княгиню и кавалера):
— Посмотрите на этих дураков, которые посылают меня на гильотину! Ха, ха! А знают ли они, что я сделаю прежде, чем взойти на эшафот? Я покрою стыдом и позором память незаконнорожденной дочери кавалера де Сен-Мерри и княгини де Морсен. Да-с! Вот что вы выиграли! Раньше все жалели о судьбе несчастной герцогини де Бопертюи, а теперь о ней будут вспоминать с отвращением, презрением и ужасом! Да, радуйтесь, торжествуйте! Есть от чего! Ведь эта Мессалина спала бы себе мирным сном могилы, а теперь память о ней будет затоптана в грязь, которую вы же подняли, милейшая теща и дорогой побочный тестюшка, как выражалась моя жена!