Жертва тайги
Шрифт:
— Все. Порядок, — облегченно выдохнул Антон. — Вери вел! Хорош пока. Держись. Сейчас слезать буду. Живем, батя! — Антон с явным воодушевлением хохотнул, спустившись на землю. — Как я и предполагал, раму эту никто как должно закрепить не удосужился. Видимо, решили, что и так сойдет. Чего мудрить? Все равно ведь со дна до нее не дотянешься. А потому, мужики, вполне возможно ее потихоньку расшатать и выдавить. Непросто, ясный день, но получится, если очень постараться.
— Да это ж здорово, Антоха! — отозвался Чеботарь. — Может,
— Ничего. Придет время, что-нибудь придумаем, не беспокойся. Это уже не столь существенно. Разберемся. Главное в том, что у нас вполне реальный шансик появился. Понятное дело, ни за один, ни за два раза тут не управиться. Наверное, не один час на это уйдет, но если набраться терпения и долбить беспрестанно, то рано или поздно дело сладится. Обязательно получится. Я уверен. Так!.. — преисполненным оптимизма голосом продолжил Антон. — Работать будем ночью. Днем опасно. А вдруг эти хмыри опять заявятся? По очереди будем с тобой, Серый, раму расшатывать, чтобы побыстрее дело шло. Слишком много времени уходит, пока кровообращение в руках восстановишь. А так, я думаю, можно будет пореже прерываться. Ты, кстати, не обратил внимания, где солнце находилось, когда тебя сюда волокли?
— Часа два-три примерно было. Я на настенные часы поглядел, когда из-за стола вышел. Тогда же все это и началось. Ну, Валерьяныч, это… раскололся.
— Значит, нам еще долго прохлаждаться. Плохо, что здесь точно время нельзя определить. Через люк не видно, светло там или как. Ничего. Как-нибудь прикинем. Батя, а у тебя вода-то есть? Что-то пить захотелось.
— Есть, — ответил Чеботарь. — Держи, бросаю.
— А они тебя за прошедшие сутки так и не кормили ни разу? — спросил Антон, поймав пластиковую бутылку, подкатившуюся к ногам.
— Да вчера вечером хлеба буханку сбросили. У меня горбушка осталась. Не все умял. Отложил на всякий случай. Да еще и консерву какую-то подкинули. Будто не знают, сволочи, что ее зубами не откроешь!
— У меня перочинный ножик есть, — вклинился Серега. — Правда, маленький, но можно попробовать. Я-то кушать еще не хочу, а вот вам…
— Так давай, гони, — оборвал его Антон. — Сейчас откроем. Слушай, батя, я совсем забыл спросить. Тебя перевязать-то не надо ли?
— Нет. Я уже и сам подмотался. Больше бинта все одно нет.
В банке оказалась свиная тушенка, жирнющая до невозможности, но они с Чеботарем с голодухи умяли ее за три секунды.
Заморив червячка и попив воды, Антон блаженно привалился к стене.
— Сейчас еще и дымануть бы для полного удовольствия, — размечтался он.
— У меня полпачки еще осталось, — снова пискнул Серега.
По его тону чувствовалось, что он готов из шкуры вон вылезти, лишь бы только угодить Антону. Чеботаря очкарик, по-видимому, не слишком побаивался, а потому почти не общался с ним, фактически игнорировал его присутствие.
— Давай, Сережа, чирикай дальше, — сказал Антон, с наслаждением добив сигарету до фильтра. — Все равно нам надо как-то время скоротать. Спать нельзя, а потому давай рассказывай
— В общем, по преданиям, эти самые птице-люди здесь жили еще до чжурчженей или бохайцев. Я в них немного путаюсь. Ну, не прямо здесь, а в Приморье у Пидана. Знаете же?
— Знаем.
— Короче, Страна летающих людей, может, слышали? Она же Шуби или Волшебных зеркал. Это все одно и то же.
— Естественно. Ты не тормози. Если будет что-то непонятно, мы переспросим.
— Вот на Пидан к этим птице-людям, якобы прямиком прилетающим из загробного мира, бохайские жрецы и шастали. Ну, чтобы узнать у них о будущем и вообще, как жить правильно, что делать. Вроде как к оракулам, что ли. Ясное дело, чтобы их задобрить, всякие там ритуальные обряды совершали, жертвоприношения…
— А что за зеркала такие? — вклинился с новым вопросом Антон.
— С ними вообще сплошная заморочка. У Молчуна, кстати, такое имеется. Не знаю, где он его выцепил, вещица очень редкая, но есть у него, это точно. Я сам краем глаза видел. В этих самых зеркалах, как считали, можно будущее увидеть и даже через них влиять на какие-то события. Ладно. Пойду по порядку.
В общем, когда монголы чжурчженей или там бохайцев капитально прищучили, те все это свое волшебное барахло куда-то на Тибет сплавили. Зеркала эти, ясное дело, и бабу золотую, про которую между копарей до сих пор столько дребездени идет.
Вот туда Пржевальского и послали. Он как раз первый эти зеркала вместе со всякой другой копаниной в Питер привез и на выставке своей коллекции, устроенной в какой-то там академии, царской семейке показал. Естественно, с подробными комментариями. Надо полагать, он всем им дал в это самое зеркальце поглядеться.
А царю Пржевальский сказал, что сам в нем свою собственную кончину увидел — во время следующей экспедиции на Тибет. Так, кстати, позже и получилось. Умер он самым странным образом от какой-то непонятной болезни. Говорили, что Пржевальский в эту самую свою последнюю экспедицию ехать просто дико не хотел. Даже, прощаясь с родными, разревелся как пацан, чего с ним никогда до этого не бывало.
После его рассказа на всю эту канитель цесаревич подсел, ну, тот, который потом Николаем Вторым стал. Наслушался и рванул с военной миссией в Японию. В каком-то порту, Хиросиме вроде, точно не помню, его один япошка самурайским мечом плашмя огрел. Еще и прокричал при этом: «Месть шуби!»
Шуби-люди или птице-люди — это одно и то же.
После этого Николашка сказал кому-то из своей свиты: «Кто-то хочет сохранить тайну, в которую я уже заглянул». Или что-то в этом роде.
Потом всем этим делом Арсеньев вплотную занялся. Когда он по Приморью мотался, на древнее городище наткнулся и капитально там поживился. Надрал всяких артефактов выше крыши. После возвращения Арсеньев, как и Пржевальский, в Питере выставку устроил и выложил на ней кучу всякой копанины. Но больше всего там было черепов, костей и самых разнообразных предметов, связанных с бохайским погребальным культом.