Жертва

Мун Эми

небольшим и выходило не на дорогу, а во внутренний дворик. Аэлиша привстала на цыпочки и усердно вслушивалась в

нестройный гам множества голосов. Кажется, они о чем-то спорили и спорили, надо сказать, долго и очень упорно. Она уже

устала стоять, как вдруг все стихло. Пока Аэлиша решала, что же это могло быть, внизу послышался гневный голос отца, ему

вторила истерично повизгивающая мать. А еще через минуту засов на двери отскочил в сторону. Кто-то попытался войти, но,

встретив преграду, разразился бранью. Отец.

–

Открывай! Живо!

Помявшись, Аэлиша неуверенно стала разгребать хлам в стороны. Возникший на пороге мужчина был зол, словно песчаный

демон. И рожей такой же красный. Его тонкие губы кривились, словно он сдерживал в себе ругательства, а на лбу крупными

бисеринами блестел пот. Однако в блекло-водянистых глазах отца притаился страх. Это было так странно, что Аэлиша

растерялась и совершенно пропустила тот момент, когда Томас очутился подле нее. Девушка пикнуть не успела, как ее

волосы оказались в крепкой хватке мясистых пальцев.

– Пойдешь со мной, - зло зашипел он, - но если посмеешь хоть вздохнуть лишний раз без моего разрешения - пожалеешь, что

вообще на свет появилась!

Аэлиша поспешно затрясла головой.

– Шевелись!
– и девушку дернули в сторону двери.

В прихожей собралась вся их семейка вместе с Милиной. На фоне приодетых, надушенных до свербения в носу домочадцев,

босая и давно не принимавшая ванну, Аэлиша выглядела особенно жалко. Однако никто и не подумал картинно зажимать

нос платочком и закатывать глаза. Все тревожно поглядывали на дверь, и даже братья растеряли всю свою браваду. Коргас

был хмур и молчалив больше обычного, а Вириш все посматривал в сторону старшей сестры, словно пытаясь заглянуть в

глаза. Отец кивком указал ей на дверь, и схватив за локоть, выпихнул во двор.

Аэлиша растерянно заморгала, увидев у ворот собравшуюся толпу. Лица у людей были напряженными и серьезными.

Возглавляла это мрачное шествие Юминия. Ведьма глянула на Аэлишу из-под густой шапки черных с проседью волос, и

пристальный взгляд карих глаз уколол девушку в самое сердце.

– Больна говоришь?! У-у-у. обманщик!
– прокаркала ведьма, и погрозила отцу, как нашкодившему мальчишке. Аэлиша

поежилась. Юминия всегда была, что называется, юродивой. Вечно таскала на поясе холщовый мешочек, с потемневшими и

отшлифованными временем рунами, вплетала в волосы странные вещи, чаще всего цветные шнурки или крупные бусины, а

еще приторговывала микстурами и травами от разнообразных болезней, что особенно не поощрялось церковью. Ибо

врачеванием могли заниматься лишь пресвятые братья и только с позволения Его Святейшества и Императорского совета.

Но,

конечно, не в каждой деревеньке, особенно такой глухой, как Ламорна, имелся свой лекарь. Вот и шли жители к тому, кто

сохранил еще остатки древних знаний и лекарские умения. В их поселке это была Юминия, которая сейчас, уперев руки в

тощие бока, внимательно разглядывала Аэлишу.

– Похожа, - решила ведьма, - идем!

Отец хотел было возразить, но суровая толпа угрожающе качнулась вперед. Испуганная Ивимка разревелась и прытко

юркнула за широкую спину маменьки.

– Что ты опять задумала, карга?
– проскрипел Томас сквозь зубы, - Изыди, не пугай детей!

Юминия не удостоила его ответом. Смело подошла почти вплотную и перехватила недоумевающую Аэлишу за свободную

руку. С несвойственной для тощей фигуры ведьмы силой дернула девушку на себя. Удивительно, но отец отпустил. Аэлиша

беспокойно оглядывалась, семеня за идущей впереди Юминией. Дорога вела на центральную площадь, но зачем и кому

Аэлиша там понадобилась? И что значит это странное “похожа”? На кого? Одно было хорошо, ее семейка не смела подойти

ближе, хоть и упрямо тянулась вслед за всеми.

–

Женишка высматриваешь?
– пробормотала вдруг Юминия. Девушка от неожиданности сразу и не нашлась, что ответить,

ведьма же расценила ее молчание по-своему.

– А он по тебе уже заскучал, на площади трется. Поцелуешь-то хоть красавца своего?

Аэлишу передернуло от отвращения. Перед глазами встал образ «красавца» Миррока и его лошадиных зубов. Заметив

гримасу отвращения на ее лице, ведьма вновь хрипло рассмеялась. Острые ногти больно впились в Аэлишину ладонь, и

Юминия зашагала еще быстрее.

Дорога пошла в гору, выводя их к главной площади. На которой уже собралось едва ли не полдеревни. В дрожащем от зноя

воздухе висело напряжение. Люди выглядели измученными жарой и от того злыми. Ведьма прытко подвела ее к помосту, с

которого обычно делались объявления о произошедших новостях, будь то громкая казнь в столице или новость об очередном

бастарде императора. Еще раз обернувшись на столпившихся людей, девушка неуверенно начала подыматься. Следом,

словно бойкая молодка, взобралась Юминия. Махнула кому-то рукой, и к ним подтолкнули еще двух девушек. Жанну, дочку

запойной ткачихи Меланьи, нагулявшей дитя неизвестно от кого, и сироту Нельгу. Девушки были ровесницами Аэлиши, на

этом похожесть, о которой толковала ведьма, заканчивалась. Нельга была довольно высокой и очень худой, с двумя

приличными и по толщине, и по длине льняными косами и по-детски круглыми голубыми глазами. Жанна пошла в мать,